ОЧЕРК ИСТОРИИ КАФЕДРЫ ОБЩЕГО И СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОГО ЯЗЫКОЗНАНИЯ

Кафедра общего и сравнительно-исторического языкознания — одна из старейших кафедр филологического факультета, имеющая непростую и драматическую историю. Как особая административная единица кафедра существует в Московском университете с 1804 года, а в формах, близких к современным, – с 1863 года. Однако основанию кафедры предшествовала длительная предыстория, связанная с судьбами отечественной филологии.

Первый век университетской филологии (1755–1863)

Когда в 1755 г. на Татьянин день (12 января[1]) императрица Елизавета Петровна утвердила Проект организации Московского университета, им предусматривалось разделение университета на три факультета (юридический, медицинский и философский). На всех трех  факультетах имелось 10 кафедр, каждую из которых должен был занимать один профессор. К филологии имела отношение только одна кафедра, приписанная к философскому факультету, а именно кафедра красноречия (оратории и стихотворства)[2].

Первым профессором Московского университета по этой кафедре стал Николай Никитич Поповский (1730–1760), который прочитал и первые курсы филологического цикла (основания красноречия, стиль латинского и российского языков). Однако честь утвердить престиж филологии как университетской науки должна быть признана за его преемником – Антоном Алексеевичем Барсовым (1730–1791). Переведенный в Москву из Академического университета в Петербурге, Барсов стал первым лектором по математике, сменив затем математику на риторику, а риторику на языкознание.

А.А.Барсов принял участие в торжественном открытии (“инавгурации”) университета 26 апреля 1755 г., где произнес речь “О пользе учреждения Московского университета”. В следующем году мы видим его уже редактором издаваемой университетом газеты “Московские ведомости”. После смерти Н.Н.Поповского А.А.Барсов принял кафедру красноречия и занимал ее в течение тридцати лет (1761–1791), став не только крупным ученым, но и организатором науки. С 1771 г. Барсов руководит работами “Вольного Российского собрания” – научного общества, открытого при университете для разработки русского литературного языка, издания древнерусских источников и материалов к словарю русского языка[3]. В 1783 г. А.А.Барсов избирается действительным членом Российской академии.

Несомненны заслуги А.А.Барсова и перед русским языкознанием. Он одним из первых стал читать лекции по-русски (вместо латыни) и тем самым способствовал утверждению русского языка как языка университетского преподавания. 19 ноября 1767 г. этот статус русского языка был санкционирован высочайшим повелением читать лекции на русском языке. 15 января 1768 г. «Московские ведомости» с гордостью сообщали, что в университете «начались лекции во всех трех факультетах природными россиянами на российском языке».

А.А.Барсову принадлежит ряд руководств по русскому языку. В 1768 г. издается написанная им “Азбука церковная и гражданская с краткими примечаниями о правописании”, а в 1773 г. – “Краткие правила Российской грамматики”. Увенчанием языковедческих трудов А.А.Барсова явилась его “Российская грамматика”, над которой он трудился пять лет (1783–1788). Писавшаяся в качестве учебной грамматики для народных училищ, она в процессе работы превратилась в научную грамматику русского языка и потому была сочтена непригодной для практического преподавания языка[4]. Пролежав в рукописи почти два века, “Российская грамматика” А.А.Барсова была опубликована Московским университетом лишь в 1981 г.[5] Однако теоретическое значение этой грамматики весьма велико. Даже в рукописной форме она оказала влияние на формирование последующих грамматических учений, в том числе Ф.И.Буслаева и, весьма вероятно, Ф.Ф.Фортунатова, будущего главы Московской лингвистической школы. Во всяком случае, Б.А.Успенский находит “разительным” сходство лингвистических идей Барсова и Фортунатова[6].

Во второй половине XVIII в. филологические дисциплины в Московском университете включали уже русскую словесность[7], греческую и римскую словесность с «древностями», современные западные языки (французский, немецкий, итальянский, английский), восточные языки.

5 ноября 1804 г. был утвержден новый устав Московского университета, согласно которому в нем числилось уже четыре отделения (факультета), объединявших 28 профессорских кафедр. Согласно этому уставу прежний философский факультет был разделен на два отделения: физических и математических наук и словесных наук[8]. На словесном отделении имелись кафедры стихотворства и языка российского (так теперь стала называться прежняя кафедра красноречия), греческого языка и словесности греческой, древностей и языка латинского, восточных языков[9].

Одна из этих четырех кафедр, а именно кафедра восточных языков и стала, после ряда преобразований, нынешней кафедрой общего и сравнительно-исторического языкознания.

Уставом 1804 г. университету была дана привилегия создавать ученые общества по русской и древней словесности и публиковать научные работы их членов. В 1811 г. было учреждено Общество любителей российской словесности, издававшее свои “Труды”. Общество стало организующим центром исследований по русскому и общему языкознанию.

Надо сказать, что университетский устав 1804 г., допускавший преподавание восточных языков в высшей школе, не сразу привел к созданию соответствующих кафедр. Для этого в российских университетах не хватало должным образом подготовленных кадров. Харьковский и Казанский университеты, первыми обратившиеся к изучению восточных языков, пригласили на должности профессоров зарубежных востоковедов.

Московский университет оказался единственным, где преподавание восточных языков начал русский профессор[10]: им стал Алексей Васильевич Болдырев [16(27).3.1780 — 17(29).8.1842, Москва]. Сын штаб-лекаря, А.В.Болдырев проявил необыкновенное рвение к науке и прошел все ступени служебной лестницы Московского университета, вплоть до высшей. В марте 1798 г. Болдырев поступил в университетскую гимназию и в 1801 г. стал студентом философского факультета, откуда через два года перешел на юридический факультет. В 1805 г. Болдырев заканчивает университет и в следующем году получает степень магистра философии и свободных наук. Для изучения восточных языков его командируют в Европу – Германию и Францию. В Геттингене он занимается семитологией и арабистикой, в Париже изучает языки мусульманского Востока и учится у знаменитого Сильвестра де Саси. После пятилетнего пребывания за границей[11] Болдырев вернулся в Москву и в 1811 г.  был произведен в адъюнкты по кафедре восточных языков Московского университета. Тогда же его принимают в действительные члены Общества любителей российской словесности при Московском университете и приглашают в Благородное училище ордена св. Екатерины для преподавания русской словесности. В 1815 г. Болдырев утверждается ординарным профессором Московского университета.

С именем Болдырева связано начало планомерного преподавания в Московском университете восточных языков и формирования московской востоковедной школы. Акад. И.Ю.Крачковский по праву называет Болдырева «основателем московского востоковедения»[12]. Болдырев положил начало изучению в университете арабского, древнееврейского и персидского языков, которые он же сам и преподавал. Кроме того, на кафедре изучались турецкий, татарский и монгольский языки. Преподавание восточных языков было затруднено отсутствием необходимых пособий, студенты были вынуждены переписывать тексты и учебники. Создание учебных пособий — грамматик, словарей, хрестоматий арабского и персидского языков стало делом всей жизни А.В.Болдырева. Он приобрел для университетской типографии полный арабский шрифт и от литографированных изданий текстов стало возможным перейти к печатным. Болдырев выпустил в свет первые на русском языке учебные пособия по изучению арабского и персидского языков –  «Арабскую хрестоматию» (1824) и «Новую арабскую хрестоматию» (1832), «Краткую арабскую грамматику» (1827, 2-е изд. 1836) и «Персидскую хрестоматию» (1826). До конца XIX в. они исправно служили нескольким поколениям студентов-востоковедов.

А.В.Болдырев занимался также исследованием ряда сложных вопросов русской грамматики (проблема грамматических категорий вида и времени, степени сравнения и др.)[13]. Он принимал активное участие в работе Общества любителей российской словесности по составлению нового словопроизводного словаря русского языка, применяя элементы сопоставления языков с учетом мнения иностранца, «знающего основательно многие языки и правила Всеобщей грамматики».

В 1828–1832 гг. А.В.Болдырев был деканом отделения словесных наук, а 9 июля 1833 г. избирается ректором Московского университета. При нем разворачивается интенсивное капитальное строительство: в 1835 г. был завершен архитектурный ансамбль Аудиторного корпуса и домовой церкви (архитектор Е.Д.Тюрин), был перестрен под жилой дом бывший опричный двор Ивана Грозного. Оживляется научная деятельность университета: уже с июля 1933 г. начинается издание «Ученых записок Московского университета».

Еще большее значение имеет структурная реформа университета, осуществленная при А.В.Болдыреве. Утвержденный 26 июля 1835 г. «Общий устав императорских Российских университетов» устанавливал разделение Московского университета на три факультета (философский, медицинский и юридический); в университете были основаны новые кафедры (минералогии, физиологии, операционной хирургии, энциклопедии законоведения, церковной истории и церковного законодательства). Ректор и деканы факультетов избирались Советом на 4 года. Совету университета предоставлялось право возводить в ученые степени кандидата, магистра и доктора по факультетам.

Словесные науки преподавались на философском факультете, который включал два отделения – историко-филологическое и физико-математическое[14]. Некоторые кафедры историко-филологического отделения были переименованы. Кафедра красноречия стала именоваться кафедрой российской словесности и истории русской литературы (к ней восходят нынешние кафедры русского языка и русской литуратуры на филологическом факультете МГУ). Кафедра же восточных языков стала кафедрой восточной словесности[15].

Университет обновляется и качественно, складывается новый тип университетского образования. Ф.И.Буслаев вспоминал: «Наше студенчество от 1834 г. по 1838 г. было настоящею эрою, которая отделяет древний период истории московского университета от нового, и, как нарочно, это была самая середина нашего четырехгодичного курса. По ту сторону этой грани старое здание университета, старые профессора с патриархальными нравами и обычаями и такая же старобытная администрация, доведенная к концу до самоуправства, а по эту сторону – новое здание университета, отмеченное и на его фронтоне 1835 годом, целая фаланга новых и молодых профессоров, только что воротившихся из-за границы, где обучались, каждый по своей специальности»[16].

В этом переустройстве университета его ректору принадлежала, конечно, далеко не последняя роль. Тем неожиданнее были роковые события, которыми вскоре закончилось ректорство А.В.Болдырева. 30 ноября 1936 г. Николай I отстраняет Болдырева от всех должностей: причиной послужило то, что А.В.Болдырев, который в качестве ректора должен был выполнять также функции цензора изданий Московского университетского округа, допустил опубликование в журнале «Телескоп» «Философического письма» П.Я.Чаадаева.

Этот поступок Болдырева не был проявлением либерализма. Ректор университета, человек «очень добрый и всеми уважаемый», по словам Буслаева, поплатился за излишнюю доверчивость: разрешение на печатание «Философического письма» было выманено у него хитростью[17]. Следственная комиссия, специально назначенная для рассмотрения этого дела, нашла Болдырева «не умышленно виноватым», однако, резкая резолюция Николая I («отставить за нерадение от службы») лишала его права на пенсию. Вскоре, правда, император остудил свой гнев и вспомнил о заслугах Болдырева. В феврале 1837 г. по ходатайству попечителя университета (С.Г.Строганова) Болдыреву была пожалована тысяча рублей, а в марте 1838 г. он был прощен и вознагражден пенсией[18]. Находясь в отставке, Болдырев работал над пособием для уездных училищ (детской азбукой). Работа же кафедры восточной словесности оказалась прерванной на 16 лет (1836–1852).

Впрочем, этот период оказался весьма важным для формирования научного направления, которому предстояло уже в 1860-х гг. стать основной специализацией кафедры. В 1846 г. Ф.И.Буслаев стал читать студентам два совершенно новых тогда курса – сравнительную грамматику индоевропейских языков и историю русского языка. Так в системе филологических дисциплин, преподаваемых в университете, появилась компаративистика. Хотя Буслаев вел эти курсы недолго (в 1859 г. он переехал в Петербург), почва для создания кафедры сравнительно-исторического языкознания была создана.

Возникновение кафедры сравнительной грамматики индоевропейских языков. П.Я.Петров во главе кафедры (1863–1875)

Одним из учеников А.В.Болдырева был Павел Яковлевич Петров (1814-1875), с именем которого связано преобразование и дальнейшая история кафедры. 16-ти лет поступив в Московский университет, где он познакомился и подружился с В.Г.Белинским, П.Я.Петров под руководством профессора А.В.Болдырева складывался в крупного ученого-востоковеда.

Он предназначался в преемники профессора А.В.Болдырева по кафедре восточной словесности, но смог занять ее лишь через двадцать лет после окончания университета – в 1852 г., когда эта кафедра была вновь воссоздана на историко-филологическом факультете под старым наименованием кафедры восточных языков[19]. Из числа изучавшихся языков на первом месте здесь был уже санскрит, за которым следовали еврейский, арабский и персидский. Это и понятно: в университетском преподавании утверждался дух сравнительно-исторических исследований, для которых санскрит служил важнейшей теоретической опорой. Новый университетский Устав, утвержденный 18 июня 1863 г., закреплял это положение: кафедра восточных языков была превращена в кафедру сравнительной грамматики индоевропейских языков[20].

Прежде чем попасть в Московский университет, П.Я.Петров прошел солидную практику в других российских университетах. Сначала он попадает в Санкт-Петербург, где слушает лекции при университете и при восточном институте, изучает арабский, персидский и турецкий языки. Он овладевает также китайским языком и санскритом. В 1836 г. он публикует свою первую печатную работу: «Прибавление к каталогу санскритских рукописей, находящихся в азиатском музеуме Императорской Санкт-Петербургской академии наук» («Журнал Министерства Народного Просвещения», 1836, ч. XII, №11). В 1837 г. Петров представляет в академию русский перевод эпизода из поэмы Адхьятмара-маяна: «Похищение Ситы». В 1838 г., выдержав экзамен по «мусульманским» языкам, Петров был командирован за границу для усовершенствования в санскрите (отчеты его опубликованы в «Журнале Министерства Народного Просвещения», 1839 и 1840 гг.).

В 1841 г. П.Я.Петров назначается на кафедру санскрита в Казанский университет, в котором остается до 1852 года. Он читает курсы санскритской литературы, индийских древностей и истории Кашмирского царства. В 1842 г. появляется в печати его «Программа для преподавания санскритского языка и литературы» («Ученые Записки Императорского Казанского Университета», 1842, кн. 2). Им была издана и первая в России «Санскритская антология» (отд. I, Казань, 1846).

Наконец, в 1852 г. Петрова переводят в Москву на воссозданную кафедру восточных языков (санскрита, арабского, персидского и еврейского). В энциклопедическом словаре Брокзауза и Ефрона можно найти интересные сведения о П.Я.Петрове, как ученом и человеке: он «был ученым ориенталистом старой школы: чужой язык для него часто был не средством проникновения в содержание его литературы и не материалом для сравнения с другими языками, но единственной, прямой целью изучения. Идеалом было полное практическое овладение языком, как бы преображение в настоящего индуса, араба, перса и т. д. Интересны в этом отношении биографические сведения о Петрове, сообщаемые Н. В. Бергом («Русская Старина», 1876, т. XVII): Петров употреблял «очень много времени на тончайшее изучение способа писания того или другого народа», причем, употреблял и туземные орудия письма, «по-персидски он не только говорил, но и писал, и пел, и молился… качаясь в обе стороны и закрывая глаза». Петров знал еще многие другие — калмыцкий, татарский и т. д. В библиотеке его, по собственному его счету, имелись книги более, чем на 100 языках. Вообще по эрудиции и глубокому знанию предмета П. стоял гораздо выше, например, Коссовича. В частной жизни это был анахорет, человек не от мира сего. Лекции его не были обязательны для студентов, но тем не менее слушатели всегда находились, особенно для санскрита, который у него слушали и некоторые профессора (например, П. М. Леонтьев)».

Возглавив новообразованную кафедру сравнительной грамматики индоевропейских языков, П.Я.Петров оставался на этом посту вплоть до своей смерти в 1875 г. О его лингвистических воззрениях можно судить по письмам В.Г.Белинскому и некоторым другим источникам. Интерес к общим проблемам языка у него очевиден еще со студенческих лет. Он призывает смотреть на язык «как на живое познание человеческого слова во всех его видах» (письмо от 6 октября 1834 г.).[21] П.Я.Петров критически воспринимал идеи универсальной грамматики, мечтал опровергнуть их: «дай мне поучиться всем грамматикам мира, а преимущественно китайской, которая поставит в тупик любого автора какой-нибудь grammaire général» (письмо от 12 июня 1834 года).[22] С самого начала своей научной и педагогической деятельности П.Я.Петров, изучивший многие западные и восточные языки, обращается в сторону индоевропеистики. Во время своей заграничной командировки в 1838-40 гг. он слушал курс сравнительно-исторической грамматики индоевропейских языков у Франца Боппа, под его руководством изучал санскрит. Это обстоятельство позволит позже академику М.М.Покровскому отметить, что изучение санскрита в Московском университете восходит «по прямой филиации к самому Боппу».[23]

В многогранной деятельности П.Я.Петрова четко вырисовывается цепь работ по историческому языкознанию. Он осуществляет их на материале индийских языков. Не только санскрит, но и среднеиндийские языки — пали, пракриты — привлекают его. А далее он обращается к новоиндийским языкам — бенгали, хинди, кашмири и др. В то время, когда в Петербургском университете И.И.Срезневский трудится над историей русского языка в сравнительно-историческом освещении, когда в Московском университете Ф.И.Буслаев создает историческую грамматику русского языка и начинает чтение курса по сравнительно-исторической грамматике, П.Я.Петров закладывает основы исторического изучения индийских языков. Именно со времени деятельности П.Я.Петрова сравнительно-историческое языкознание в Московском университете обращается не только к западным, но и к восточным индоевропейским языкам, и прежде всего — к санскриту.

П.Я.Петров обобщающих теоретических курсов не читал, но в своей преподавательской деятельности он был провозвестником идей сравнительно-исторического языкознания периода первого расцвета. У профессора П.Я.Петрова учились многие выдающиеся русские филологи XIX века, среди них — Ф.Е.Корш, Вс.Ф.Миллер, Ф.Ф.Фортунатов.

Современник П.Я.Петрова и в какой-то степени соавтор Н.В.Берг писал о Павле Яковлевиче: «Петров был человек скромный, притом весьма необщительный… Он оживлялся, был натурален единственно с людьми своей профессии. А их немного — unus et alter erat. Нравственная чистота его была необыкновенная. Это был кристалл самой чистой воды, белый как снег лотос, воспеваемый певцами Индостана…».[24]

П.Я.Петров — один из тех, кто заложил фундамент исторического индоевропейского языкознания в Московском университете. Следует также сказать, что П.Я.Петров оставил университету свою уникальную библиотеку, «одну из лучших в Европе того времени» — по мнению специалистов. Он собирал эту библиотеку всю жизнь. Библиотека Петрова содержит все основные западноевропейские работы того времени по языкознанию, словари и много уникальных текстов и рукописей на многих, преимущественно восточных, языках. Библиотека П.Я.Петрова хранится в Научной библиотеке Московского университета на Моховой улице, д. 20.

Кафедра сравнительного языковедения и санскрита. Ф.Ф.Фортунатов во главе кафедры (1876–1902). Формирование Московской лингвистической школы

Дальнейшая судьба кафедры сравнительной грамматики индоевропейских языков была связана с именем Ф.Ф.Фортунатова. Филипп Федорович Фортунатов (1848-1914) поступил на историко-филологический факультет в 1864 году, в 1868 году он окончил Московский университет и по рекомендации профессора П.Я.Петрова был оставлен при факультете для подготовки к профессорскому званию. В 1871 г. Ф.Ф.Фортунатов сдал магистерский экзамен и с 1871 по 1873 г. был командирован в Европу для дальнейшего совершенствования своих знаний.

В год смерти П.Я.Петрова, в 1875 году, появилась в печати магистерская диссертация Ф.Ф.Фортунатова[25] — ведийский текст, введение и комментарий, приложением к которой был очерк «Несколько страниц из сравнительной грамматики индоевропейских языков». В нем исследовались некоторые сложные вопросы индоевропейской морфологии. Очерк явился первой теоретической работой по сравнительно-историческому языкознанию на русском языке. По представлению профессоров Ф.Е.Корша и Ф.И.Буслаева в том же году доцент Ф.Ф.Фортунатов был избран профессором по кафедре сравнительной грамматики индоевропейских языков, а в январе 1876 года вступил в должность заведующего этой кафедрой. До 1877 года Ф.Ф.Фортунатов был единственным штатным преподавателем кафедры. Потом Вс.Ф.Миллер взял на себя проведение занятий по санскриту и по древнеиранским языкам. Он вел эти занятия до 1903 года, даже тогда, когда перешел на кафедру русского языка и словесности.

По утвержденному 18 августа 1884 г. университетскому Уставу возглавляемая Ф.Ф.Фортунатовым кафедра была переименована в кафедру сравнительного языковедения и санскрита.  

Ф.Ф.Фортунатов впервые начинает читать оригинальные теоретические курсы, которые были на высоте научных достижений мировой науки: сравнительное языковедение (общий курс), сравнительная фонетика индоевропейских языков и сравнительная морфология индоевропейских языков. Сравнительное языковедение читалось, согласно учебным планам, два часа в неделю в первом и втором семестрах, как введение к курсам сравнительной фонетики и сравнительной морфологии (склонение и спряжение). В этих курсах привлекался материал в основном четырех языков — санскрита, древнегреческого, латинского и старославянского. Кроме этих языков Ф.Ф.Фортунатов впервые ввел преподавание литовского языка. Он считал, что материал этих языков слушатели должны знать фактически, прежде чем его можно будет использовать в основных теоретических курсах.[26] Таким образом, Ф.Ф.Фортунатов создал систему преподавания лингвистических дисциплин, необходимых для подготовки языковеда-компаративиста. Центральными курсами в системе Ф.Ф.Фортунатова были курсы сравнительной фонетики и сравнительной морфологии индоевропейских языков, подготовительными — курсы древних языков и литовского и краткий общий курс сравнительного языковедения, из которого впоследствии вырос самостоятельный теоретический курс «Введение в языковедение». Этот курс формировал систему основных лингвистических понятий.

Лекции Ф.Ф.Фортунатова были сложны, они отталкивали случайных посетителей отсутствием элементов развлекательности, но серьезные слушатели, будущие известные лингвисты, не пропускали ни одной лекции. «Сейчас все полней воспринимается и все живее захватывает мудрая простота этих увесистых, чарующе угловатых строк…» — писал Р.Якобсон об изданном курсе лекций Филиппа Федоровича.[27]

Целостная система общетеоретических взглядов Ф.Ф.Фортунатова нашла наиболее полное выражение в его последнем курсе, прочитанном перед отъездом в Петербург (1901-1902 учебный год) и изданном полностью лишь в 1956 г. — «Сравнительное языковедение. Общий курс»[28].

Построение курса дает представление об общей лингвистической концепции Ф.Ф.Фортунатова: «задачи языковедения и связь его с другими науками»; «генеалогическая классификация языков»; «язык и наречия (диалекты)»; звуковая сторона языка; «язык в процессе мышления и в процессе речи»; «слова языка»; «морфологическая классификация языков»; «словосочетания и их части»; «видоизменения в произнесении слов как знаков языка».

Понимание задач науки о языке — исследовать «человеческий язык в его истории» — сопровождалось у Фортунатова требованием искать «причины и связи» исследуемых явлений, устанавливать «законы, управляющие фактами». Фортунатов понимал историю языка не как прошлые эпохи развития языка, а более широко — как само существование языка во времени.[29]

Изучение языка в его истории предполагает установление родственных отношений между языками, обстоятельное знакомство с генеалогической классификацией языков. Рассматривая звуковую сторону языка, Фортунатов предлагал «уяснить себе, что не только язык зависит от мышления, но что и мышление, в свою очередь, зависит от языка»; «надо понять, что звуки речи в словах являются для нашего мышления знаками», а именно, «знаками того, что непосредственно вовсе не может быть представлено в мышлении».[30] В последующих частях курса Фортунатов излагал свое строго формальное учение об отдельном слове, о грамматической форме слов и словосочетаний, о грамматической классификации слов языка и т. п. В его определении слова подчеркивается несвобода, фразеологический характер семантики слова и указывается на возможность варьирования (как семантического, так и фонетического), не нарушающего тождество слова. Форму отдельного слова — «способность выделять из себя в сознании говорящих формальную и основную принадлежности слова”[31] — Фортунатов связывал с наличием в языке соотносительных рядов форм, сходных и различающихся по формальным признакам. Это свидетельствовало о системном подходе Ф.Ф.Фортунатова к явлениям языка и о разграничении им фактов, сосуществующих в языке (синхрония) и фактов, относящихся к разным эпохам существования языка (диахрония).

При подходе к морфологической классификации языков Ф.Ф.Фортунатов впервые включил в курс сравнительного языковедения данные неиндоевропейских языков, что позволяло по-новому освещать вопросы типологии.

В курсе Ф.Ф.Фортунатова наука о языке впервые приобрела современный вид: учение о словах, рассматриваемых без отношения к их формам — лексикология; раздел, изучающий слова в их формах — грамматика, в которой различаются две части: морфология (раньше этимология), которая рассматривает формы отдельных слов по отношению к отдельным словам, и синтаксис, который рассматривает формы отдельных слов в словосочетаниях. Выделяются также семасиология и фонетика как дисциплины, изучающие соответственно историю значений и историю звуковой стороны в языке или языках.[32]

Курс Ф.Ф.Фортунатова — это последовательное изложение цельной и оригинальной доктрины, затрагивающей самые важные, ключевые проблемы науки о языке при строгой дисциплине лингвистической мысли, при точности и строгости применения сравнительно-исторического метода. Это оказалось возможным потому, что педагогическая деятельность Ф.Ф.Фортунатова была неразрывно связана с его научно-исследовательской работой. На лекциях и семинарах Фортунатов знакомил слушателей с результатами своих исследований в области балто-славянской акцентологии[33] (установление «закона Фортунатова»[34]). Ф.Ф.Фортунатову принадлежит открытие закономерного соответствия между древнеиндийскими церебральными и группой l+зубной в других индоевропейских языках и гипотеза о возникновении древнеиндийских церебральных из общеиндоевропейских зубных при выпадении предшествующего l.[35] Их продолжением является теория о наличии в общеиндоевропейском трех плавных.[36]

“Общими свойствами всех курсов Фортунатова, равно как и вообще всего его научного творчества, были — по свидетельству его ученика и последователя В.К.Поржезинского — поразительная точность в определении самих фактов, служивших материалом для исследования, необычайная глубина анализа и острота мысли, позволявшие проникать глубоко в самую суть явлений и не пропускавшие мельчайших деталей, ускользавших от внимания других исследователей».[37]

Ф.Ф.Фортунатов сказал свое слово по всем основным вопросам сравнительно-исторической грамматики индоевропейских языков. Ф.Ф.Фортунатов начинал свою педагогическую и научную деятельность в период расцвета младограмматизма, и это не могло не сказаться в первые годы его деятельности. Однако в дальнейшем получают развитие те положения его концепции, которые отличались от постулатов младограмматизма, например, понимание им праязыка как комплекса диалектов, взгляд на сложность связей между родственными языками, внимание к изучению диалектов и многое другое. Фортунатов более широко трактовал и задачи сравнительно-исторического метода, что характерно уже для компаративистики XX века.

Взгляды Ф.Ф.Фортунатова излагались главным образом в лекционных курсах, читавшихся им в течение четверти века в Московском университете, в научных диспутах и в выступлениях, в частных беседах.

Филипп Федорович жил недалеко от университета, на Малой Никитской. По четвергам он принимал у себя дома любителей словесности и своих учеников. На вечерах в доме Фортунатова царила атмосфера полного демократизма, хозяин был внимателен к каждому, независимо от его положения или возраста. Ему интересен был любой оригинально мыслящий ученый. В.К.Поржезинский писал, что в доме Фортунатова образовалась «своего рода академия по языкознанию».[38]

Притягательность оригинальной лингвистической концепции Ф.Ф.Фортунатова и самой его личности ученого и учителя привели к сплочению вокруг него группы учеников и единомышленников, образовавших Московскую лингвистическую школу. Это были В.К.Поржезинский, Г.К.Ульянов, А.В.Томсен, Я.М.Эндзелин, которые впоследствии сами возглавили кафедры сравнительного языкознания в ряде университетов страны; это были А.А.Шахматов, Б.М.Ляпунов, М.М.Покровский, В.М.Щепкин, Е.Ф.Будде, А.М.Пешковский, М.Н.Петерсон и другие. Специально учиться у Ф.Ф.Фортунатова приезжали в Московский университет иностранные ученые: О.Брок (Норвегия), Т.Торбьернсен (Швеция), Х.Педерсен (Дания), Ф.Сольмсен и Э.Бернекер (Германия), П.Буайе (Франция), А.А.Белич (Сербия), М.Миккола (Финляндия), И.Богдан (Румыния), Краузе ван дер Коп (Голландия) и другие.

Со времени руководства кафедрой Ф.Ф.Фортунатовым складывается особенность кафедры сравнительного языковедения (а позже — общего и сравнительно-исторического языкознания) — ее связь с деятельностью многих ученых, лингвистов, работающих на филологическом факультете независимо от их основной специальности. Ф.Ф.Фортунатов мечтал о создании при Московском университете филологического общества, в котором могли бы сотрудничать языковеды разных поколений и различных специальностей, но при жизни Филиппа Федоровича этой мечте не дано было сбыться[39].

Ф.Ф.Фортунатов занимал кафедру сравнительного языковедения и санскрита до конца весеннего полугодия 1902 года, когда он переехал в Санкт-Петербург, так как был избран штатным ординарным академиком по отделению русского языка и словесности в Российскую Академию Наук[40].

В.К.Поржезинский во главе кафедры (1902-1921)

Преемником Ф.Ф.Фортунатова на кафедре сравнительного языковедения и санскрита стал Виктор Карлович Поржезинский (1870-1929), специалист в области балто-славянских языков. В.К.Поржезинский поступил в Московский университет в 1888 году. Он был непосредственным слушателем лекционных курсов Ф.Ф.Фортунатова и участником его семинаров.

При В.К.Поржезинском система преподавания лингвистических дисциплин, созданная Ф.Ф.Фортунатовым, сохраняется, но вводится более основательное преподавание германских языков и особым курсом становится «Введение в языковедение». Этот курс как теоретическое введение в науку о языке делается с тех пор обязательным не только в университете, но и в педагогических институтах и на Высших женских курсах. На основе читавшегося курса В.К.Поржезинский пишет книгу[41], которая по свидетельству профессора Н.К.Дмитриева, была в первые десятилетия XX века наиболее популярным учебником по этой дисциплине в московских вузах.[42]

Задачу науки о языке В.К.Поржезинский, вслед за Ф.Ф.Фортунатовым, видел в изучении истории языка, которая понимается им как «преемственная связь фактов языка каждой данной эпохи его существования с фактами эпох предшествующей и последующей».[43] В курсе В.К.Поржезинского особо выделялись проблемы исторического изучения языка, при рассмотрении фонетических, грамматических и семантических аспектов языка четко разграничивались части описательная и историческая, «находящиеся, однако, в тесной связи».[44] В.К.Поржезинский всегда подчеркивал «принципиальное требование» не смешивать при анализе формального состава слов «различных эпох существования самого языка».[45] В своем общем курсе В.К.Поржезинский излагал основные моменты в истории науки о языке, что позже выделилось в особый курс «Истории лингвистических учений». В.К.Поржезинский выступил популяризатором теоретического курса по языковедению. На основе курса «Введение в языковедение» он создает книгу для школьников — «Элементы языковедения и истории русского языка. Пособие для старших классов средних школ» (М., 1910 г.). Кстати, в этой книге В.К.Поржезинский предложил называть раздел языкознания, рассматривающий общие вопросы жизни языка, «Общее языковедение» или «Общая часть науки о языке». Ныне курс «Общее языкознание» стал обязательным для филологов-лингвистов.

В 1909 г. по инициативе В.К.Поржезинского было открыто отделение индоевропейского сравнительно-исторического языковедения, на которое было принято 12 человек. На историко-филологическом факультете к тому времени было еще четыре основных отделения: классическое, славяно-русское, романо-германское и историческое. На факультете читалось шесть общефакультетских курсов и среди них — «Введение в языковедение».

Со времен В.К.Поржезинского к курсу «Введение в языковедение» были добавлены практические занятия. Их программа была составлена Дмитрием Николаевичем Ушаковым (1873-1942), который, как и В.К.Поржезинский, был непосредственным учеником Ф.Ф.Фортунатова. Д.Н.Ушаков вел практические занятия по курсу «Введение в языковедение», лекции по которому читал В.К.Поржезинский. Д.Н.Ушаков был специалистом по русскому языку, читал курсы истории и диалектологии русского языка, а со временем сам стал читать курс «Введение в языковедение». Содержание его лекций по этому курсу основывалось на идеях Ф.Ф.Фортунатова. В соответствии с ними предметом науки о языке является человеческий язык в его истории, а подход к изучению языка может быть описательным, историческим, сравнительным или социологическим, — говорил Д.Н.Ушаков. Знаменитые просеминарии по языковедению, которые вел Д.Н.Ушаков, объединили вокруг него талантливых студентов-лингвистов («ушаковские мальчики»), а из его курса «Введение в языковедение» сложилась книга «Краткое введение в науку о языке», выдержавшая девять изданий (последнее, 9-ое — в 1929 году). Профессор Р.И.Аванесов назвал ее популярной книгой «в лучшем значении этого термина», оказавшей «большое воздействие на ряд поколений студентов-филологов» и до сих пор являющейся «непревзойденным образцом простоты и ясности, краткости и цельности изложения даже самых трудных вопросов языкознания».[46]

В 1913 году состоялся первый (и последний) выпуск по отделению индоевропейского сравнительно-исторического языковедения. Это отделение давало прекрасную лингвистическую подготовку, но было самым трудным: из 12 человек, поступивших на него, окончивших было всего двое — Н.С.Трубецкой и М.Н.Петерсон.

Николай Сергеевич Трубецкой (1890-1938) поступил на историко-филологический факультет в 1908 году, первоначально на отделение философско-психологических наук, где проучился два семестра, после чего обратился к занятиям языкознанием. Непосредственными учителями Н.С.Трубецкого были Вс.С.Миллер, В.К.Поржезинский, В.Н.Щепкин, ученые фортунатовской школы. По окончании университета Н.С.Трубецкой был командирован в Европу. В Лейпциге он слушал лекции К.Бругмана, А.Лескина и других «младограмматиков», изучал санскрит и авестийский язык. В 1915 году, вернувшись на родину и сдав магистерский экзамен, Н.С.Трубецкой стал приват-доцентом Московского университета и начал вести занятия по сравнительному языкознанию.

Михаил Николаевич Петерсон (1885-1962), поступив в 1909 г. на отделение сравнительно-исторического языковедения, был непосредственным и любимым учеником В.К.Поржезинского, работал в семинарах Д.Н.Ушакова. Окончив в 1913 г. университет, М.Н.Петерсон по представлению В.К.Поржезинского был оставлен при факультете для подготовки к магистерскому званию. После сдачи магистерского экзамена в 1916 году М.Н.Петерсон становится приват-доцентом и приступает к чтению своего первого лекционного курса — «Сравнительного синтаксиса индоевропейских языков», готовит и начинает читать (по совету В.К.Поржезинского) курс литовского языка (с 1917-18 учебного года), санскрита (с 1918-19 учебного года), готовит и другие курсы. Он ведет также практические занятия по курсу «Введение в языковедение», читаемому В.К.Поржезинским на Высших женских курсах.

В предреволюционные и первые послереволюционные годы исследования по сравнительно-историческому языкознанию «вызывали мало сочувствия в широких кругах демократически настроенной интеллигенции, ориентировавшейся на общедоступность искусства, прагматизм культуры и утилитарность науки».[47] В 1913 году, в связи с вступлением в действие новых учебных планов, было упразднено отделение сравнительно-исторического языковедения.

В 1918 году начинается период реформирования высшей школы. 2 августа публикуется декрет СНК “О правилах приема в высшие учебные заведения РСФСР” и одновременно с ним постановление “О преимущественном приеме в высшие учебные заведения представителей пролетариата и беднейшего крестьянства”. Декретом от 1 октября были отменены ученые степени доктора и магистра. В сентябре 1919 года историко-филологический факультет 2­го МГУ, созданного на базе Высших женских курсов, был влит в историко-филологический факультет Московского университета (1­го МГУ). В том же 1919 году на основе гуманитарных факультетов Московского университета был создан факультет общественных наук (ФОН), куда первоначально вошло лишь историческое отделение историко-филологического факультета. В 1921 г. за ним последовали и другие отделения факультета. Историко-филологический факультет как самостоятельная административная единица прекратил свое существование. Впрочем, жизнь на факультете замерла еще раньше. Последний дореволюционный декан историко-филологического факультета, назначенный в 1911 г., проф. А.А.Грушка, оставил свои обязанности еще в 1917 г.

Кафедра сравнительного языковедения и санскрита разделила судьбу историко-филологического факультета.

Московское лингвистическое общество (1918–1923). Факультет общественных наук и его преемники (1921-1931)

Теоретическое языкознание, общее и сравнительно-историческое, в силу своей методологической направленности непосредственно отражает те поиски, тот ход развития, который характеризует науку и общество в целом. Поэтому необходимо проследить историю теоретического языкознания и судьбы ученых-компаративистов, и в те годы, когда кафедра под ее старым названием перестала существовать. Мы должны обратиться к деятельности ученых, оказавшихся на кафедрах ФОНа, и к тем событиям, которыми было отмечено развитие отечественного языкознания после 1917 года.

Когда реформирование высшей школы еще только начиналось, в апреле 1918 года, было учреждено Московское Лингвистическое Общество, «потребность в создании которого возникла еще в семидесятых годах, но, к сожалению, не могла быть осуществлена осознававшими ее — Ф.Ф.Фортунатовым и Ф.Е.Коршем», — было записано позже в одном из протоколов Заседания.[48] Создателем и председателем Общества становится профессор В.К.Поржезинский. Общество как бы берет на себя функции бывшей кафедры Виктора Карловича. В Общество вошли в основном ведущие ученые Московской (фортунатовской) школы, работающие в различных областях филологии — русисты, классики, германисты: С.И.Соболевский, А.А.Шахматов, С.И.Карцевский, Д.Н.Ушаков, Н.Н.Дурново, М.М.Покровский, Б.И.Ярхо, А.М.Селищев и другие. Бессменным секретарем Общества был М.Н.Петерсон. Общество просуществовало до весны 1923 года. Его работа и задачи, которые ставили перед собой его члены, были свидетельством широкой общественной значимости деятельности лингвистов Московского университета. Их деятельность опровергает раздававшиеся нередко в адрес московских лингвистов упреки в формализме и в оторванности от интересов общества. Деятельность Московского Лингвистического Общества заслуживает особого рассмотрения[49].

В течение последнего года председателем Общества был М.М.Покровский в связи с отъездом В.К.Поржезинского в 1922 году в Польшу. В то время еще целый ряд ученых, которые были связаны с кафедрой сравнительного языковедения и санскрита и являлись членами Лингвистического Общества, покинули Россию: Н.С.Трубецкой, связавший свою дальнейшую деятельность с Пражским Лингвистическим кружком, С.И.Карцевский, ставший одним из основателей Женевской школы лингвистики, русист Н.Н.Дурново, германист Б.И.Ярхо… Из ученых Фортунатовской школы продолжали свою деятельность в России классики (С.И.Соболевский, М.М.Покровский), русисты (А.А.Шахматов, А.М.Пешковский, Д.Н.Ушаков), а из бывших членов кафедры сравнительного языковедения и санскрита — один М.Н.Петерсон.

На историко-филологическом факультете после образования ФОНа (1919) оставались отделения: классическое, русского языка, романо-германское и истории и теории искусства. В 1920 году было признано целесообразным перестроить учебные планы историко-филологического факультета и соединить его с ФОНом; декретом СНК от 4 марта 1921 года историко-филологический факультет был влит в ФОН, и на его основе там были образованы два новых отделения — этнолого-лингвистическое и литературно-художественное. В августе того же года при ФОНе была организована сеть научно-исследовательских институтов, в том числе институт языковедения[50]. Осенью 1923 г. произошли новые изменения — этнолого-лингвистическое, литературно-художественное и археологическое отделения ФОНа преобразовались в отделения языка и литературы, археологии и искусствознания. В 1925 году (28 апреля)[51] ФОН был разделен на два факультета: советского права и этнологический. На этнологическом факультете стало четыре отделения: историко-археологическое, этнографическое, литературное и изобразительных искусств. На отделениях этнографическом и литературном профессор М.Н.Петерсон читал курс «Введение в языкознание» и была сосредоточена вся лингвистическая подготовка. По архивным материалам можно установить, что М.М.Покровский и М.Н.Петерсон числились (1922-23 гг.) по кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания[52], с 1925 года М.Н.Петерсон был утвержден штатным профессором по общему языкознанию, а с 1926 года заведовал на этнологическом факультете Лингвистическим кабинетом. Кроме курса «Введение в языкознание» он читал курс «Сравнительной грамматики индоевропейских языков» и курс литовского языка и санскрита. Его старые курсы получают в эти годы авторское оформление — выходят книги «Синтаксис русского языка» (1923 г.) и «Современный русский язык» (1929 г.). За период с 1919 по 1928 гг. М.Н.Петерсоном были написаны многие статьи по лингвистике для Большой Советской Энциклопедии.

Как и многие московские ученые в те годы, он начинает заниматься преподавательской деятельностью и вне стен Московского университета — в Народном университете Шанявского[53], на Педагогических курсах новых языков, а в 1920 г. читает свой курс «Синтаксис русского языка» в Военно-педагогической академии. Профессор М.Н.Петерсон использует свои знания и педагогическое мастерство, участвуя в многочисленных комиссиях Наркомпроса и Государственного ученого совета (ГУСа), трудится в Московском государственном научно-исследовательском институте школ. В те годы получают широкое распространение рабфаки, всякого рода курсы, формы заочного и вечернего обучения. Именно их потребности учитывал М.Н.Петерсон в своих лекциях по “Введению в языкознание”. Представление о курсе, который читал Михаил Николаевич в 20-е годы в МГУ, могут дать изданные Бюро заочного обучения при педфаке МГУ отдельные выпуски (1-е издание — 1928 г., 2-ое издание — 1929-30 г.). Каждый из 16-ти выпусков посвящен определенному разделу курса, определенному кругу общетеоретических проблем и содержит в конце вопросы для самопроверки, задачи и упражнения, а в некоторых случаях — темы курсовых работ.

Язык определяется как социальная деятельность, состоящая в воспроизведении лингвистических знаков с целью общения (признаются и другие возможные функции языка — выражение чувств, воздействие на волю собеседника, называние, эстетическое впечатление). Большой заслугой М.Н.Петерсона явилось то, что в курсе признается научное значение не только исторического подхода, но и синхронического, и даются тщательно выполненные описания фонетической, морфологической и синтаксической систем четырех современных языков — русского, немецкого, французского и английского, построенные по единой модели и демонстрирующие как сходства, так и различия языков. Развивая фортунатовское учение о форме как результате существующих в языке соотношений между словами, М.Н.Петерсон указывает, что близкое понимание формы присуще Ф. де Соссюру и что оба ученых (Фортунатов и Соссюр) независимо друг от друга пришли к признанию положительных и отрицательных формальных принадлежностей. Строго придерживаясь традиций фортунатовской школы, М.Н.Петерсон одновременно учитывал и использовал в курсе все ценное, чем обогатилась отечественная и зарубежная наука о языке в 20-ые годы XX века. В курсе находит отражение понятие фонемы, которая определяется как «представление о звуке, присущее всей данной лингвистической группе». Большое внимание уделено не только проблемам родства языков, но и принципам типологической классификации языков по их грамматической структуре, причем анализируются различные классификационные системы, вплоть до Э.Сепира.

Для профессора М.Н.Петерсона как ученого фортунатовской школы, практическая преподавательская работа была неотъемлема от теоретических исследований в области компаративистики. В 1925 году он как действительный член Научного института языка и литературы командируется во Францию (в Сорбонну), где работает в библиотеках и лично знакомится с Антуаном Мейе. В 1931 г. он (как и Н.С.Трубецкой) участвует в работе II Международного лингвистического конгресса в Женеве.

Еще раньше М.Н.Петерсон начал читать курс “Сравнительно-исторической грамматики индоевропейских языков”, опираясь на близкие по целям и по содержанию лекции своих учителей — академика Ф.Ф.Фортунатова и профессора В.К.Поржезинского. Михаил Николаевич считал, что «индоевропейское языкознание имеет значение не только само по себе, но и как методологическая основа при изучении индоевропейских языков… Как раз эта сторона особенно важна у нас, где в настоящее время получает письменность множество бесписьменных народов, изучаются совсем еще не изученные или плохо изученные языки».[54] Однако положение сравнительно-исторического языкознания в нашей стране незавидное. «Индоевропейское языкознание год от году хиреет, — отмечает М.Н.Петерсон, — Причины не трудно вскрыть».[55] Это низкий общий уровень подготовленности учащихся, незнание ими «опорных» языков компаративистики; это положение профессоров, не имеющих поддержки своим научным занятиям в лингвистических курсах и семинарах; нет научных журналов, негде печататься. «Такова безотрадная картина состояния индоевропейской лингвистики. В будущем перспективы еще более печальные», — пишет М.Н.Петерсон.[56]

Борьба социологических направлений в языкознании. Филология вне стен Московского университета (1931-1941)

В указанный период было естественным при создании теоретической основы отечественного языкознания уделять особое внимание социологическому подходу к явлениям языка. Можно назвать, например, написанную в те годы статью М.Н.Петерсона «Язык как социальное явление»[57] и еще целый ряд работ известных московских лингвистов: А.И.Селищев «Язык революционной эпохи», С.И.Карцевский «Язык, война и революция», Г.О.Винокур «Культура языка», Р.О.Шор «Язык и общество» и другие.

Социологическое осмысление функций языка отвечало в то время задачам «языкового строительства»: созданию литературных языков, созданию алфавитов для народов, не имевших ранее письменности, созданию орфографий и словарей. Социологизм был характерен для русской лингвистической мысли 20-х годов. Но необходимо отметить также, что в эти же годы читалось много докладов и по другим лингвистическим направлениям в многочисленных тогда научных обществах, в институтах и учебных заведениях. Так, в Институте языка и литературы РАНИОН слушались, например, совместный доклад М.Н.Петерсона и Е.Д.Поливанова «Принципы статико-фонетического описания языка», доклад Е.Д.Поливанова «Методы сравнительного описания диалектов». Активно действовал московский кружок ОПОЯЗ, Лингвистический кружок Р.Якобсона, Институт слова. Научная жизнь была оживленной и разнообразной.

К концу 20-х годов ситуация меняется. Начинается период, отмеченный постепенной вульгаризацией социологического направления в языкознании и последовавшей за этим как бы передачи его в ведение «нового учения» о языке. Так начали называть в начале 30-х годов учение академика Н.Я.Марра.

Н.Я.Марр был к этому времени уже известным ученым, экстраординарным академиком Академии наук, крупным специалистом по языкам Кавказа, так называемым «яфетическим» языкам. «Яфетидология — писал он, — увлекаемая своеобразием подсудных ей материалов, подошла к ряду теоретических вопросов по палеонтологии языка с поразительно конкретным восприятием глоттогонических явлений, имеющих прямое отношение к этногонии». Так широковещательно преподносил Н.Я.Марр свои идеи. Для пропаганды их в 1921 году был создан Институт яфетидологических изысканий (позже Яфетический институт), а с 1922 года начинают издаваться «Яфетические сборники». Со временем Н.Я.Марр в своих работах выходит за пределы конкретных исследований кавказских языков и его «яфетическая теория» начинает претендовать на применимость при любом лингвистическом исследовании. Эта теория и переросла в «новое учение» о языке, а Яфетический институт с 1932 года был преобразован в Институт языка и мышления. В своем учении Н.Я.Марр прямо перенес общеметодологические принципы марксизма на язык: он говорил о языке как о надстройке, доказывал классовый характер языка, утверждал, что любое изменение в языке отражает изменения, происходящие в обществе, что язык полностью совпадает с мышлением, и т. п. «Палеонтология речи — это учение о коренных идеологических сдвигах и сменах не только содержания, но и оформления языковых явлений» — писал в 1932 году Н.Я.Марр. Язык рассматривался им как формальное средство для выражения идеологии. Содержательная сторона языка, утверждал он, вскрывает смену идеологий, а она обусловлена сменой социальных формаций.[58]

Учение Марра было, как известно, признано в те годы имеющим огромное и непосредственное значение для социалистического строительства, поскольку «новое учение» о языке явилось одним из составляющих культа единой господствующей и руководящей идеологической доктрины.

Учение Н.Я.Марра формировалось в атмосфере яростной критики сравнительно-исторического языкознания и его метода. Оно было противопоставлено исходному положению сравнительно-исторического языкознания о том, что фонетические, морфологические и лексические соответствия в индоевропейских языках доказывают их генетическую общность. «Индоевропейской семьи расово отличной не существует, — утверждал Марр. — Индоевропейские языки Средиземноморья никогда и ниоткуда не являлись ни с каким особым языковым материалом… Единый праязык есть сослужившая свою службу научная фикция… Индоевропейская семья языков — это дальнейшее состояние тех же яфетических языков.» Идее родства, научно доказываемого приемами сравнительно-исторического метода, Н.Я.Марр противопоставил теорию «единства глоттогонического процесса», проходящего ряд стадий. В соответствии с этим Марр создает учение о стадиальном развитии языков. Звуковая речь — по Марру — началась с четырех диффузных «лингвистических элементов». Это магические звуковые комплексы САЛ, БЕР, ЙОН, РОШ в многочисленных разновидностях. Установление их в каждом языке требовало — по Марру — применения «палеонтологического анализа». Теория Марра, противопоставленная принципам сравнительно-исторического языкознания, полностью сложилась именно к концу 20-х — началу 30-х годов. Летом 1930 года Н.Я.Марр выступал на XVI съезде партии с приветствием от имени ученых, и это еще больше укрепило его позиции. Марр и его сторонники противопоставляли себя ученым-компаративистам и всем, кто продолжал традиции зарубежной науки о языке XIX века и отечественной русистики.

Именно в эти годы сравнительно-исторический метод был объявлен порочным, «расистским», или как тогда говорили, «политически неприемлемым для советского общества». Об этом писалось в многочисленных брошюрах и статьях того времени. Например, в книжке «Современное положение на лингвистическом фронте» (1931 год, авторы — В.Б.Аптекарь и С.Н.Быковский) предлагалось «произвести чистку всего научного … состава лингвистической научно-исследовательской сети, ведя линию на удаление индоевропеистов». В список «буржуазных индоевропеистов» вошли известные отечественные языковеды, в том числе Д.Н.Ушаков и М.Н.Петерсон. Создавшееся положение было трагедией для отечественной компаративистики. Сознательно разрушалась созданная Ф.Ф.Фортунатовым и его последователями система подготовки филологов-компаративистов.

А реорганизации в Московском университете продолжались. 5 ноября 1930 года взамен этнологического факультета были созданы два новых: историко-философский факультет и факультет литературы и искусства, где имелась кафедра языковедения, возглавляемая Г.К.Даниловым (он читал там курс “Основы языкознания”). Этнографическое отделение было переведено в Ленинградский университет[59].

Все эти события происходили под аккомпанемент разгромных дискуссий, которые марристы вели против своих противников, пытавшихся повернуть языкознание в сторону более здравых идей. В 1928-29 гг. прошла “Поливановская дискуссия”, а в конце 20-ых гг. на сцену с умеренной критикой Н.Я.Марра выступила группа языковедов, назвавшая себя “Языкофронтом” (в их числе был и Г.К.Данилов). Именно в сторонников Е.Д.Поливанова и “языкофронтовцев” – и шире, вообще в представителей всей традиционной науки – целили В.Б.Аптекарь и С.Н.Быковский, призывая к “чистке всего научного состава лингвистической научно-исследовательской сети”. Чистка привела не только к устранению отдельных ученых, на добрый десяток лет из университета были “вычищены” все факультеты гуманитарного профиля.

С 1930 года М.Н.Петерсон оставался единственным штатным профессором кафедры языковедения[60] и одно время исполнял функции заведующего кафедрой, но в 1932 году вообще был освобожден от работы в МГУ. В январе 1931 г. кафедры факультета литература и искусства были выделены из Московского университета и переданы различным ведомствам; в апреле из университета был выделен факультет советского права (с созданием на его базе отдельных институтов); в июле естественнонаучные факультеты университета были преобразованы в отделения, а единственный остававшийся еще гуманитарный факультет – историко-философский – переведен в систему Наркомпроса как самостоятельный Московский институт истории и философии. В течение ряда лет университет был полностью лишен гуманитарных факультетов.[61]

Московский институт истории и философии первоначально состоял из двух факультетов – исторического и философского. В 1933 г. на базе ряда кафедр бывшего факультета литературы и искусства был создан филологический факультет. В 1934 г. в институт вливается КУПОН (Коммунистический университет политических и общественных наук) и в институте открывают литературный факультет. Соответственно изменяется название института. С этого времени он стал называться Московский институт философии, литературы и истории им. Н.Г.Чернышевского, МИФЛИ. В МИФЛИ работали многие бывшие профессора университета, в том числе филологи Н.К.Гудзий, Д.Д.Благой, Д.Н.Ушаков, М.В.Сергиевский, М.М.Покровский, С.И.Соболевский, А.М.Селищев, Ю.М.Соколов. В октябре 1934 года заведующим кафедрой общего языкознания был зачислен академик И.И.Мещанинов.

Иногда считают, что после смерти Н.Я.Марра в 1934 году стало все же возможно осторожно использовать сравнительно-исторический метод с учетом критики праязыковых реконструкций, которая имела место в те годы в зарубежном языкознании. Если при преемнике Марра, академике И.И.Мещанинове, ситуация в языкознании стала более спокойной, то все же нападки на сравнительно-исторические исследования не прекращались. Особенно тяжело приходилось тем специалистам по сравнительно-историческому языкознанию, которые несмотря ни на что не меняли своих взглядов, оставались верны своим научным принципам. К их числу принадлежал и профессор М.Н.Петерсон. Он постоянно подвергался критике и как компаративист, и как «формалист», продолжатель учения Ф.Ф.Фортунатова о форме в языке. Работая тогда в МГПИ, где он заведовал кафедрой языкознания, М.Н.Петерсон становится в октябре 1938 года по совместительству профессором МИФЛИ на полставки, причем по кафедре славяно-русского языкознания, которой заведовал Д.Н.Ушаков. По воспоминаниям учащихся тех лет на литературном факультете МИФЛИ было общее лингвистическое отделение, руководимое бывшим тогда деканом, профессором Максимом Владимировичем Сергиевским. На кафедре общего языкознания работали тогда Я.В.Лоя, Рожанский (один год) и Н.С.Чемоданов (на полставки). В 1940-41 году профессор Н.С.Чемоданов становится по совместительству заведующим кафедрой общего языкознания, а Я.В.Лоя уходит с кафедры в январе 1941 года, получив назначение на работу в ЦК ВКП(б). Профессор М.Н.Петерсон продолжает читать в МИФЛИ курс литовского языка, а “Введение в языкознание” ведет профессор Р.О.Шор, признавшая «новое учение» о языке.

Розалия Осиповна Шор (1894-1939) окончила историко-филологический факультет II МГУ (бывшие Высшие женские курсы) в 1919 году. Она хотела заниматься литературой, но в университете было место по кафедре языкознания и она стала языковедом. В начале 20-х — в 30-ые годы Р.О.Шор работала по совместительству в нескольких местах, в том числе и в МГУ; постепенно она окончательно переходит к педагогической деятельности. С 1934-35 учебного года Р.О.Шор стала профессором МИФЛИ.

Круг научных интересов Р.О.Шор был исключительно широк. Это вопросы общего языкознания, поэтики, и стилистики, вопросы теории литературы и проблематика, связанная с историей западноевропейской литературы и литературы древней Индии.[62]

Как языковед Р.О.Шор примыкала к марризму; ее позиция в языкознании 30-х годов отражена в учебнике «Введение в языковедение», подготовленном и изданном уже после ее смерти Н.С.Чемодановым.[63] Как сторонник «нового учения» о языке, Р.О.Шор должна была очень критически относиться к западным, «буржуазным», лингвистам. Но, с другой стороны, она делала очень многое для воссоздания истории языковедения и знакомства с зарубежными лингвистами.[64] Как переводчик и редактор она способствовала появлению на русском языке работ А.Мейе, Ж.Вандриеса, Ф. де Соссюра, которые долгое время оставались единственными из известных нашим филологам зарубежных авторов.

Р.О.Шор — фигура противоречивая и трагическая. Большой ученый и широко мыслящий человек, она не могла не видеть, что происходит с наукой о языке, «но страх не позволял ей выступить открыто против», — пишет ее дочь.[65] — «может быть, к концу жизни она защищалась работой от ужаса жизни, выпадала из жизни в работу».[66] Многогранная деятельность Р.О.Шор представляет значительное и неотъемлемое звено в цепи развития теоретического языкознания и филологической науки в целом. Она умерла весной 1939 года. В том же 1939 году (15 августа) был принят новый устав МГУ, по которому в Московском университете имелось семь факультетов, филологического факультета среди них не значилось[67]. Война ускорила назревшую задачу воссоздания в МГУ гуманитарного сектора.

Воссоздание филологического факультета МГУ.

Кафедра общего и сравнительного языкознания (1941–1950)

В декабре 1941 года эвакуированный в Ашхабад (ныне Ашгабад) МИФЛИ был ликвидирован как самостоятельное учреждение и полностью вошел в состав МГУ. На его базе в Московском университете был воссоздан филологический факультет[68]. На нем были кафедры иностранных языков,  славяно-русского языкознания и классической филологии[69]. Первым деканом восстановленного филологического факультета (до 1948 г.) стал проф. Н.К.Гудзий[70].

Переведенный затем в Свердловск и, наконец, вновь реэвакуированный в Москву (май-июнь 1943 г.), филологический факультет  пополнился новыми кафедрами, среди которых  была также кафедра общего и сравнительного языкознания[71].

Подыскать место для филологического факультета было непросто. Летом 1941 года, во время июльских бомбежек Москвы, в здание университета на Моховой, 20, попала фугасная бомба. Стеклянный купол вылетел, внутренние стены местами рухнули, снаружи здание представляло собой руины. Пострадало и другое здание, по другую сторону улицы Герцена (Моховая, 18). Как раз там должен был размещаться филологический факультет. Возобновляя занятия, руководство университета разместило филологический факультет в небольших корпусах в глубине двора и в помещении Государственного института театрального искусства у Арбатских ворот.[72] Со временем филологическому факультету предоставили здание школы на Большой Бронной.

В 1943-44 учебном году кафедрой общего языкознания и сравнительного языкознания руководил академик Л.В.Щерба, прочитавший тогда курс “Общей фонетики”. С 1945 по 1948 гг. во главе кафедры числился академик И.И.Мещанинов, живший в Ленинграде. В 1949-1950 гг. кафедру возглавил по совместительству профессор Н.С.Чемоданов, заведующий кафедрой германской филологии и декан филологического факультета. Николай Сергеевич Чемоданов (1903 — 1986) был сторонником «нового учения» о языке, которое на кафедре общего языкознания не находило отклика. Фактически со студентами вел занятия профессор М.Н.Петерсон, читавший курсы «Введение в языкознание», «Санскрит», «Литовский язык», а с открытием классического отделения — «Лингвистический комментарий «Илиады» Гомера» (1943-44 учебный год), «История греческого языка» (1944-45 учебный год), «История латинского языка» (1945-46 учебный год).

Активное участие в работе кафедры общего и сравнительного языкознания с середины 40-х годов принимал профессор кафедры русского языка Петр Саввич Кузнецов (1899-1968). Обладая исключительно многосторонними интересами и обширными, глубокими знаниями, Петр Саввич, специалист в области исторической грамматики и диалектологии русского языка, занимался также сравнительной грамматикой славянских языков, вопросами фонетики и фонологии с позиций Московской школы и проблемами общего языкознания. Позднее П.С.Кузнецов написал для серии «Материалы к курсу языкознания» две брошюры — «Морфологическая классификация языков» (М., 1954) и «О принципах изучения грамматики» (М., 1961). П.С.Кузнецов обычно участвовал в заседаниях кафедры общего и сравнительного языкознания, принимал экзамены в аспирантуру и кандидатские экзамены, был научным руководителем нескольких аспирантов кафедры, был рецензентом по курсовым и дипломным работам, выступал оппонентом на защитах диссертаций по профилю кафедры.

Профессор Александр Иванович Смирницкий (1903-1954), в те годы — заведующий кафедрой германской филологии, будучи последовательным приверженцем сравнительно-исторического языкознания, вместе с М.Н.Петерсоном организовывал зашиты дипломных работ, приемы аспирантских экзаменов. На защитах и экзаменах неизменно присутствовала и принимала живое участие профессор К.А.Ганшина (1881-1952), заведовавшая кафедрой французского языка.   

А работать становилось все труднее. Послевоенный период в советском языкознании проходил под знаком вновь усиливающегося давления на языковедов, которые так или иначе уклонялись от признания марровских догм «нового учения» о языке. Здесь необходимо снова вспомнить о событиях, не связанных непосредственно с историей кафедры общего и сравнительно-исторического языкознания, но оказавших решающее влияние на ее дальнейшую судьбу.

В августе 1948 года проходила сессия ВАСХНИЛ, на которой были разгромлены ученые-генетики, талантливые ученые-экспериментаторы и селекционеры. Все руководящие посты в биологии заняли Т.Д.Лысенко и его сторонники, далекие от науки люди, невежественные, но добившиеся официальной поддержки. Именно такое положение еще раньше, в середине 20-х — начале 30-х годов, сложилось в языкознании, но после смерти Марра ситуация, как казалось, стала утрачивать остроту. Однако сессия ВАСХНИЛ дала новый толчок наступлению реакции и в языкознании. В октябре 1948 года на совместном заседании ученых советов Института языка и мышления и Института русского языка АН СССР был заслушан доклад профессора Ф.П.Филина «О двух направлениях в языкознании». В нем говорилось, что выступление Т.Д.Лысенко на сессии ВАСХНИЛ, одобренное ЦК ВКП(б), определяет также и развитие советского языкознания. По аналогии с биологической наукой было объявлено о наличии двух направлений и языкознании: материалистического, идущего от Марра, и идеалистического, представленного всем, что было до Марра, и всеми, кто не разделяет его взглядов. «В политическом отношении учение Н.Я.Марра, рожденное советским строем, является …  составной и органической частью идеологии социалистического общества» — говорилось в докладе.[73] В резолюции по докладу констатировалось наличие в СССР «реакционных языковедов», которые, подобно менделистам-вейсманистам в биологии, «вели и ведут борьбу с советским материалистическим языкознанием, проповедуя идеалистические и оторванные от жизни взгляды».[74] В конце 40-х годов вновь стали появляться статьи о «неблагополучии на лингвистическом фронте», начались кампании проработки языковедов. Первыми попали под удар ученые, открыто не принимавшие «новое учение» о языке — иранист А.А.Фрейман, русист академик В.В.Виноградов, грузинский академик А.С.Чикобава, ряд ученых Московской лингвистической школы — П.С.Кузнецов, А.А.Реформатский, М.Н.Петерсон.

В начале 1949 года последовала, как известно, кампания по борьбе с так называемым космополитизмом, которая в лингвистике вылилась в нападки на тех языковедов-марристов, которые в своих работах в большей или меньшей степени выходили за рамки марризма. В статьях и брошюрах того времени разоблачались «космополиты» и «низкопоклонники» за их попытки «ревизовать учение Марра», за их «порочно либеральное отношение к различным зарубежным псевдоавторитетам». Проработки в прессе и по месту работы не прекращались. От критикуемых требовалось раскаяние в своих «заблуждениях» и признание учения Марра, в противном случае следовала административная расправа — увольнение с работы, исключение из состава ученого совета и т. п. Уже подготавливался приказ об увольнении профессора П.С.Кузнецова. Показателен и случай с Б.А.Серебренниковым. Ученик профессора М.Н.Петерсона, Б.А.Серебренников начал в те годы читать сравнительно-исторические курсы греческого и латинского языков на классическом отделении факультета. Осенью 1949 года ему было поручено сделать доклад на открытом заседании кафедры на тему: «Марр и классические языки». Доклад был сделан, но в нем исследовательские методы Марра были рассмотрены критически и показана их антинаучность. Приглашенный позже профессор Н.С.Чемоданов сделал «как следует» доклад о Марре как о создателе марксистской науки о языке. Кандидату в члены ВКП(б) Б.А.Серебренникову был вынесен выговор по партийной линии и отказано в приеме в партию.

Профессор М.Н.Петерсон был практически отстранен от преподавания и выведен из состава ученого совета, у него пытались отобрать аспирантов. Михаил Николаевич обвинялся и в своей верности сравнительно-историческому языкознанию, и в космополитизме.[75] М.Н.Петерсон прислушивался к критике, пытался отвечать на нее, но от него нельзя было добиться главного — признания учения Марра. В те тяжелые для отечественного языкознания годы профессор М.Н.Петерсон показал образец истинной нравственности. Позицию профессора М.Н.Петерсона полностью разделяли его ученики — преподаватель Б.А.Серебренников и аспирантка В.А.Кочергина.

Сторонники Марра все активнее пропагандировали свои идеи. В постановлении Президиума АН СССР от 21 июля 1949 года требовалось развернуть исследования по проблематике Марра, а в постановлении от 12 апреля 1950 г. запрещалось сравнительно-историческое и сопоставительное исследование языков. Учение Марра начинает насаждаться в вузах и школах. Студенческий фольклор обогатился тогда шуточным и жутковатым двустишием: «Сал, бер, йон, рош, — лучше Марра ты не трожь».

Министерство высшего образования сообщило в 1949 году инструктивным письмом об изменении вузовских программ – из них были изъяты курсы «Введение в языкознание», «История русского языка» и некоторые другие. Студентам преподносилось только «новое учение» о языке, которое следовало осваивать по так называемому «бакинскому» курсу Марра и по тенденциозным брошюрам марристов, лишенным конкретного языкового материала и какой-либо научной ценности. Преподаватели кафедры общего и сравнительного языкознания и других лингвистических кафедр филологического факультета уклонились от чтения этого курса; были приглашены лекторы из других вузов — О.И.Москальская и В.А.Миханкова. За 1948-49 годы советская лингвистика в результате администрирования и командного стиля управления наукой о языке была отброшена назад. Надо было что-то предпринимать. В апреле 1949 г. А.С.Чикобава обратился с письмом к И.В.Сталину. Ответа долго не было, а расправы с языковедами все продолжались. Через год, в апреле 1950 г., А.С.Чикобава был вызван к Сталину, который беседовал с ним о положении в языкознании.

9 мая 1950 года в «Правде» от редакции было напечатано: «В связи с неудовлетворительным состоянием, в котором находится советское языкознание, редакция считает необходимым организовать на страницах газеты «Правда» свободную дискуссию с тем, чтобы путем критики и самокритики преодолеть застой в развитии советского языкознания и дать правильное направление дальнейшей научной работе в этой области». Дискуссия продолжалась два месяца, каждый вторник печаталось обычно по две статьи — одна против, другая в поддержку «нового учения о языке». Открылась дискуссия статьей профессора А.С.Чикобавы «О некоторых вопросах советского языкознания», в которой он писал «о неблагополучии в деле разработки материалистической советской науки о языке». А.С.Чикобава писал, что если раньше зашла в тупик только сама теория акад. Н.Я.Марра, то теперь она заводит в тупик все советское языкознание. «Совершенно несовместимо с марксизмом учение Н.Я.Марра о классовости языка» — продолжал А.С.Чикобава. Он приводил и другие ошибки в учении Марра. В заключение своей статьи А.С.Чикобава писал: «Перед советской языковедческой наукой стоят задачи огромной ответственности. Для решения их необходимо критически пересмотреть лингвистическое наследие акад. Н.Я.Марра и, что самое важное, перестроить научную работу в области языкознания с тем, чтобы разработать систему советской лингвистики, основанную на принципах марксизма».

Второй статьей в «Правде» (16 мая) была статья академика И.И.Мещанинова «За творческое развитие наследия ак. Н.Я.Марра». Причиной отставания языковедческой теории являлась, по мнению И.И.Мещанинова, «совершенно недостаточная творческая разработка передового … материалистического учения о языке», строившегося акад. Н.Я.Марром. Одним из достижений Марра признается то, что он «первым среди лингвистов подошел к языку как к надстройке над материальной базой». И.И.Мещанинов признавал и некоторые ошибочные положения в учении Марра, но считал, что, освободившись от них, советское языкознание должно идти по пути исторического и диалектического материализма, «широко используя работы Н.Я.Марра и продолжая развитие его основных, правильно взятых установок».

В ходе дискуссии выступили ученые филологического факультета: профессор Н.С.Чемоданов — в поддержку «нового учения» о языке и преподаватель Б.А.Серебренников — с критикой Марра. Б.А.Серебренников находился, кстати сказать, в то время уже под угрозой увольнения[76]. Его статья называлась «Об исследовательских приемах Н.Я.Марра». Приемы научных исследований органически вытекают из определенных отправных теоретических положений, а факты должны создавать незыблемую основу теоретических положений. Однако, «широкий размах научно-исследовательской мысли Марра в подавляющем большинстве случаев оказывается скованным железным обручем весьма немногочисленных основополагающих теоретических положений, в угоду которым, как в прокрустово ложе, втискивается огромный языковой материал», — писал Б.А.Серебренников. Он выделил четыре таких положения. Первое — учение о четырех элементах. Как показал Б.А.Серебренников, их фонетическая природа «была абсолютно неизвестна Марру», произвольным выглядит и число «четыре». Поэтому «теория о четырех элементах с самого начала строится буквально в воздухе» и, таким образом, ставятся под сомнение все намечаемые Марром разновидности этих элементов. Второе — положение о скрещенности всех языков мира. Оно дает основание Марру произвольно сравнивать слова самых различных языков независимо от их системы и географического положения, более того — сравнивать то, что созвучно в настоящий момент, “совершенно попирая реальную историю каждого конкретного языка в отдельности». Б.А.Серебренников на фактах русского, латинского, греческого, немецкого, чувашского и ряда других языков вскрыл конкретные ошибки, имевшиеся в работах Марра, и показал, что тот подменял изучение истории слов насильственным притягиванием их к гипотетическим разновидностям четырех элементов. «В элементном анализе Марра нет истории», — делался вывод.

Разбирая два других теоретических положения Марра, о стадиях развития человеческого мышления и о развитии значений слов, Б.А.Серебренников показывает их произвольный и антинаучный характер.

«Можно ли вообще что-либо доказывать, пользуясь этими явно негодными средствами?», — задает он вопрос и отвечает: «При всех ухищрениях ничего здесь доказать нельзя». В заключение статьи Б.А.Серебренников призвал к пересмотру лингвистической теории Н.Я.Марра.

Надо сказать, что в ходе дискуссии стало очевидным преимущество критиков «нового учения» о языке. Они опирались на факты, их аргументация была строго научной. Выступления же защитников Н.Я.Марра содержали голые декларации, лишенные анализа конкретного языкового материала.

В дискуссии готовился принять участие и профессор М.Н.Петерсон. Он написал статью «Неотложные задачи советских языковедов» (рукопись от 12 июня 1950 года). Как бы продолжая основную линию выступления Б.А.Серебренникова, Михаил Николаевич писал: «Наука не верит, она проверяет».

Статья М.Н.Петерсона, к сожалению, на страницы «Правды» не попала, потому что вскоре произошло событие, резко изменившее течение дискуссии. На седьмой неделе дискуссии, 20 июня в «Правде» была опубликована статья И.В.Сталина, содержащая резкую критику Марра и марризма.

О причинах выступления Сталина по вопросам языкознания высказывается несколько гипотез. По мнению В.М.Алпатова, ключ к пониманию происшедшего дает сам Сталин в начале своей статьи. Говоря, что к нему обратилась явно мифическая «группа товарищей из молодежи», он заявил: «Я не языковед и, конечно, не могу полностью удовлетворить товарищей. Что касается марксизма в языкознании, как и в других общественных науках, то к этому делу я имею прямое отношение».[77] Как считает В.М.Алпатов, целью Сталина, конечно, не было оздоровление советского языкознания, но в своем выступлении он затронул проблемы, которые без его вмешательства решались бы с большим трудом еще долгие годы.[78] И.В.Сталин подверг критике два положения «нового учения» о языке, в разборе которых он хотел показать себя теоретиком, — о принадлежности языка к надстройке и о классовом характере языка. Марр был объявлен немарксистом, вульгаризатором марксизма. Тем самым была реабилитирована домарровская наука и, в частности, сравнительно-историческое языкознание. Статья содержала и ошибочные утверждения, которые, однако, в тех условиях не осмеливались замечать и о которых начали говорить только через несколько лет.

После дискуссии 1950 г.

В 1950 году, сразу же после дискуссии, был отстранен от руководства факультетом и кафедрой общего и сравнительно-исторического языкознания профессор Н.С.Чемоданов. В годы, последовавшие за дискуссией, советская наука о языке не избежала влияния культа личности. Оно проявлялось, в частности, в догматическом толковании всех положений, содержавшихся в выступлении И.В.Сталина. В 1950-51 учебном году студентам-филологам читался фактически только один курс — курс «сталинского учения о языке».

К 1951-52 гг. безвременье в филологическом образовании заканчивается. Были созданы новые программы, возобновлены многие читавшиеся ранее теоретические курсы. М.Н.Петерсон вновь получает возможность вести курс «Введение в языкознание» и выступает с его обоснованием в журнале «Вопросы языкознания» [79]. Этот курс «строился различно в зависимости от задач, которые ему ставили, и от слушателей, для которых он предназначался», — писал Михаил Николаевич, ссылаясь на курсы Ф.Ф.Фортунатова, В.К.Поржезинского и курс «Введение в языкознание», читавшийся уже после Октябрьской революции. Практическая направленность и теоретические достижения курса были утрачены в период марризма. Теперь, при создании новых лингвистических программ, перед курсом «Введение в языкознание» должны стоять две основные задачи — 1) осуществить связь языковедческой теории с практикой и 2) критически использовать все лингвистическое наследие. «Курс должен заложить фундамент для самостоятельной работы студента», — пишет М.Н.Петерсон и предлагает новый план курса.

Обращает на себя внимание четкая продуманность, методическая обоснованность построения курса, учет общеобразовательного значения лекций по “Введению в языкознание”, высокие научные требования к каждому разделу и …недостаточное место в курсе, отведенное «сталинскому учению о языке».[80]

Вокруг профессора М.Н.Петерсона в те годы собирается группа молодых ученых и учеников. Кроме В.А.Кочергиной, которая весной 1951 г. (сразу после защиты диссертации) была оставлена на факультете в должности старшего преподавателя, это аспиранты кафедры Вяч.Вс.Иванов, Т.В.Булыгина, Т.Я.Елизаренкова, аспирант кафедры славянской филологии В.Н.Топоров, классики А.Я.Сыркин и П.А.Гринцер.

Профессор М.Н.Петерсон был прекрасным педагогом. В своем отношении к ученикам он умел сочетать требовательность и доброжелательность. Михаил Николаевич был человеком, обладающим обширными знаниями, многосторонне одаренным, живо интересовался театром, наслаждался симфонической музыкой, любил литературу и сам занимался художественным переводом. Ему хотелось все силы отдать педагогической работе и подготовке научной смены. Ведь за два десятилетия господства в науке о языке марризма подготовка специалистов по сравнительно-историческому языкознанию фактически прекратилась.

В годы после дискуссии кафедра была малочисленна и не имела утвержденного заведующего. После отстранения от руководства профессора Н.С.Чемоданова кафедру общего и сравнительно-исторического языкознания курировала профессор О.С.Ахманова, заведовавшая кафедрой английского языка.

К сожалению, вскоре опять начинаются «проработки» профессора М.Н.Петерсона. Весной 1951 года на заседании кафедры ставится вопрос о практических занятиях по курсу «Введение в языкознание», читаемому М.Н.Петерсоном. Михаил Николаевич обвиняется в плохой организации работы руководителей практических занятий, ставится под сомнение и предлагаемая для практических занятий тема по синтаксису; говорится, что в лекциях М.Н.Петерсон излагает только свои взгляды на предмет синтаксиса. Обвинения нелепые, надуманные, показывающие полное незнание курса лекций и непонимание принципов работы М.Н.Петерсона. В защиту М.Н.Петерсона выступили его ученики, руководящие практическими занятиями — доцент кафедры русского языка М.М.Никитина и старший преподаватель кафедры В.А.Кочергина, направившие письмо на имя руководителей факультета. Руководство кафедры забеспокоилось и задержало у себя письмо. Стало очевидным, что надежды Михаила Николаевича на плодотворную и такую необходимую в те годы работу по подготовке лингвистических кадров поддержки не находят. Свой курс по «Введению в языкознание» он читал недолго. В 1952 году уже новое руководство кафедры без предупреждения, без какой-либо мотивировки передает этот курс новому лектору. Традиции в чтении этого курса, сложившиеся в Московской лингвистической школе, оказываются прерванными. Упоминавшаяся выше статья Михаила Николаевича о задачах курса была напечатана в журнале «Вопросы языкознания», когда сам автор от чтения курса был уже отстранен. Случившееся потрясло Михаила Николаевича. Зимой 1953 года он тяжело заболевает. К педагогической и научной деятельности профессор М.Н.Петерсон вернуться не смог.

В.А.Звегинцев во главе кафедры (1952–1962)

В 1952 году заведующим кафедрой общего языкознания стал Владимир Андреевич Звегинцев (1910-1988), переехавший в Москву из Ташкента. Он окончил вечернее отделение педагогического факультета ташкентского Института иностранных языков в 1934 году и работал в ряде вузов Ташкента, — в том числе в Ташкентском Университете, был старшим научным сотрудником АН Узбекской ССР. В 1956 г. он защитил на филологическом факультете МГУ докторскую диссертацию “О принципах семасиологических исследований”.

К началу 50-ых годов кафедра общего языкознания была, как уж говорилось выше, обескровлена сначала многолетним монопольным господством «нового учения о языке» академика Марра, а потом, после дискуссии 1950 г., засильем «сталинского учения о языке».

Основные теоретические курсы, которые кафедра обеспечивала в учебном процессе на разных отделениях и факультетах университета, стали читать новые лекторы. На филологическом факультете это был, как шутили в то время, «ленинградский десант»: профессора Р.А.Будагов и В.Н.Ярцева. Курс «Введение в языкознание» читал Р.А.Будагов, незадолго до того переехавший в Москву из Ленинграда и в 1953 г. возглавивший на факультете кафедру романской филологии. Прочитанный Р.А.Будаговым курс лег в основу его учебников по введению в языкознание.[81] В.Н.Ярцева, также переехавшая в это время в Москву из Ленинграда и вставшая во главе кафедры германской филологии, вела курс «История лингвистических учений». Впоследствии этот курс перешел к В.А.Звегинцеву.

Ответственные курсы поручались и совсем молодым, только что пришедшим на кафедру преподавателям. В 1952 г. на кафедру была принята выпускница романо-германского отделения филологического факультета МГУ Владилена Павловна Мурат (1926 г. рожд.), ученица профессора А.И.Смирницкого, только что окончившая аспирантуру при кафедре германской филологии. Ей сразу же был поручен курс «Введение в языкознание» на философском факультете для групп логиков, психологов и философов, а потом в ИВЯ при МГУ.

Курс «Введение в языкознание» на факультете журналистики читал Александр Григорьевич Волков (1920-1975), пришедший на кафедру осенью 1953 г. Уйдя на фронт добровольцем, А.Г.Волков после тяжелой контузии и ампутации обеих ног вернулся в Москву и закончил уже после войны Московский педагогический институт имени Потемкина и аспирантуру при кафедре русского языка этого института, где его руководителем был профессор П.С.Кузнецов.

В 1954 г. после окончания романо-германского отделения филологического факультета и аспирантуры при кафедре общего языкознания под руководством М.Н.Петерсона на кафедре начал работать Вячеслав Всеволодович Иванов(19    г. рожд.), читавший курс «Введение в языкознание» для заочного и вечернего отделений филологического факультета (в 1958 г. по этому курсу он опубликовал учебно-методическое пособие[82]) и для студентов Института восточных языков при МГУ (впоследствии Институт стран Азии и Африки — ИСАА). Кроме того, Вяч.Вс.Иванов вел на филологическом факультете ряд курсов компаративистского цикла — «Сравнительную грамматику индоевропейских языков» и курс хеттского языка. Однако осенью 1958 г. Вяч.Вс.Иванов был уволен с факультета по чисто политическим причинам – за публичные выступления в защиту Б.Л.Пастернака и общение с «вражеским агентом» Р.О.Якобсоном.

В 1957 г. начала свою преподавательскую деятельность на кафедре А.И.Кузнецова, выпускница русского отделения филологического факультета и аспирантуры при кафедре общего языкознания, где ее руководителем был В.А.Звегинцев, а в 1958 г. – Т.С.Тихомирова, окончившая славянское отделение и аспирантуру при кафедре общего языкознания под руководством профессора С.Б.Бернштейна. Молодые преподаватели вели лекционные курсы, семинарские занятия, руководили курсовыми сочинениями студентов (которые тогда полагалось писать с первого же года обучения). В этой работе принимала участие Э.А.Санто, преподававшая также и венгерский язык и уехавшая в конце 50-ых годов в Венгрию.

Курс «Общего языкознания», завершающий общетеоретическую лингвистическую подготовку студентов-филологов, был введен в учебные планы филологических факультетов относительно недавно и не имел еще учебных традиций, подобных тем, которыми обладал курс «Введение в языкознание», восходящий к Ф.Ф.Фортунатову. У курса «Общее языкознание» не было еще устоявшейся и апробированной программы, для него не существовало тогда и ни одного учебника. Попыткой создать макет такого учебника и одновременно оживить интерес лингвистов к крупным методологическим проблемам языкознания, отошедшим после дискуссии 1950 г. на задний план (предполагалось, что на все теоретические вопросы уже дан ответ в сталинских работах по языкознанию), была книга В.А.Звегинцева «Очерки по общему языкознанию».[83]

В «Заключении» к «Очеркам…» В.А.Звегинцев писал, что советскому языкознанию последних десятилетий стремились придать строго унифицированные формы. Сначала «новое учение о языке», а затем догматизм культа личности допускали лишь одно единственное и обязательное решение как важнейших, так и частных проблем науки о языке. Излагая сложные философские проблемы лингвистики, В.А.Звегинцев старался преодолеть этот ставший для многих привычным догматизм, определяемый указаниями «вождей» науки, и дать свое, индивидуальное понимание затрагиваемых явлений, применяя доказательный, убеждающий стиль изложения. А рассматривались в книге ключевые вопросы лингвистической науки — природа языка, знаковые теории языка, развитие языка и его законы, язык и история, язык и мышление и т. п.

Именно в 50-ые годы и сложилась система преподавания общелингвистических дисциплин, существующая в основном и поныне: 1-ый год обучения — «Введение в языкознание», 3-ий год обучения — «История лингвистических учений», 4-ый год обучения — «Общее языкознание». Связующим звеном между первым и третьим курсами был существовавший в учебных планах того времени просеминарий по общему языкознанию, обязательный для студентов второго года обучения, специализирующихся по лингвистике. Напротив, линия сравнительно-исторических исследований и подготовка компаративистов, традиционная для кафедры и прерванная в годы господства марризма, восстанавливалась значительно медленнее: теоретический курс по сравнительной грамматике индоевропейских языков прервался после увольнения Вяч.Вс.Иванова, из опорных языков компаративистики усилиями В.А.Кочергиной регулярно велся только санскрит.

Большие надежды подавала в эти годы аспирантура при кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания: в ней учились Ю.С.Степанов, Т.В.Булыгина, Ю.С.Мартемьянов, О.С.Широков, М.В.Раевский, В.П.Мажюлис, Л.А.Новиков, В.А.Дыбо, Г.С.Щур, Г.М.Габучан, П.Н.Денисов, Н.Усманов, Г.И.Клепикова и многие другие.

В.А.Звегинцев был организатором науки и историком языкознания. Он вел большую организационно-издательскую работу по обеспечению общетеоретических курсов учебниками и учебными пособиями. В предпринятом им издании «Материалы к курсам языкознания», выходившем с 1954 г., наряду с виднейшими учеными факультета П.С.Кузнецовым, А.И.Смирницким, О.С.Ахмановой и др., приняли участие и молодые преподаватели В.А.Кочергина, В.П.Мурат и др. Всего в этом издании вышло восемнадцать выпусков.

В.А.Звегинцев привлек многих молодых преподавателей и аспирантов кафедры и всего факультета к переводческой работе; это позволило ему создать и опубликовать “Хрестоматию по истории языкознания XIX-XX веков”.[84]

Будучи заведующим редакцией литературы по филологии в «Издательстве иностранной литературы», а потом в «Прогрессе», В.А.Звегинцев задумал и осуществил издание непериодической серии тематических публикаций «Новое в лингвистике» (с восьмого выпуска серия стала называться «Новое в зарубежной лингвистике»). Всего с 1960 г. по 1990 г. вышло 25 выпусков этой серии. Подобные публикации знакомили отечественных языковедов с наиболее значительными достижениями зарубежной лингвистики, причем понятие «нового» было условным и толковалось с точки зрения проблематики и актуальных интересов советского языкознания — это могли быть и только что увидевшие свет работы и работы, появившиеся раньше, но ставшие предметом научной дискуссии в более позднее время.

В.А.Звегинцев выступил составителем и редактором еще одной важной серии — «Языковеды мира», в которой публиковались в переводе на русский язык избранные сочинения крупнейших лингвистов Европы и Америки, начиная от Балли, Блумфильда, Бенвениста, Гумбольдта, де Соссюра и кончая Чейфом и Якобсоном.

Вместе с тем, обстановка в области языкознания и, особенно, общего языкознания продолжала оставаться напряженной. Теория языкознания понималась как дисциплина идеологическая, а борьба мнений по лингвистическим вопросам — как борьба идеологий. Умонастроение многих лингвистов, особенно тех, кто занимал в языкознании ключевые посты, прекрасно охарактеризовала (в частной беседе) В.Н.Ярцева: «Если кто-то придерживается по какому-либо лингвистическому вопросу, скажем, по истории какого-нибудь английского предлога, иной точки зрения, чем я, а я, разумеется, стою на марксистских позициях, значит, он — не марксист, значит, следовательно, — он проповедник буржуазной идеологии. И эту линию рассуждения можно вести сколь угодно далеко — вплоть до объявления научного оппонента врагом народа».

Выступая в защиту структуральных направлений в лингвистике, которые нередко, наряду с кибернетикой, семиотикой и т. п., объявлялись абстрактно-идеалистическими, немарксистскими и чуждыми советскому языкознанию, В.А.Звегинцев предлагал четко различать методы лингвистики (традиционные, структурные и т. п.) и специальную лингвистическую теорию. Лингвистическую теорию, по мнению В.А.Звегинцева, неправомерно заменять философией, так же как и философскую теорию нельзя сводить к теории лингвистической. По существу, это была защита права лингвиста на гипотезу и абстракцию, однако, при этом оказались затронутыми интересы ряда влиятельных языковедов, которые считали себя монопольными выразителями марксистских взглядов в языкознании. Этому способствовала также и излишняя резкость ряда высказываний В.А.Звегинцева, как например, когда он, говоря о «воспитанном многими годами господства младограмматического наивного позитивизма» стремлении ухватиться за ощутимый факт, утверждает, что иногда это переходит уже границы «вульгарного материализма и превращается в своеобразный пещерный материализм». В адрес В.А.Звегинцева стали раздаваться обвинения в пропаганде буржуазной лингвистики и игнорировании отечественной науки о языке, в метафизичности подхода к языку, в отказе от материализма и т. п.

Ю.С.Степанов во главе кафедры (1962–1971)

В 1962 г. кафедра общего и сравнительно-исторического языкознания переживала кризис. В.А.Звегинцев основал новую кафедру структурной и прикладной лингвистики[85] и перешел на заведование ею. С ним на ту же кафедру ушел ряд преподавателей (А.И.Кузнецова, П.С.Кузнецов). В течение года кафедра общего языкознания работала без руководителя, при далеко не достаточном по количеству составе сотрудников.

В «разгар кризиса» в 1962 г. на должность заведующего кафедрой был приглашен Юрий Сергеевич Степанов (1930 г. рожд.), выпускник филологического факультета (по кафедре романских языков) и аспирантуры при кафедре общего языкознания, успешно руководивший в то время кафедрой французского языка.

Вступление Ю.С.Степанова в должность заведующего кафедрой совпало с торжественно-печальным событием — похоронами профессора М.Н.Петерсона, старейшего сотрудника кафедры, к тому времени уже на пенсии и в течение девяти лет тяжело больного.

Всю работу на кафедре во многом предстояло начинать заново. Прежде всего, нужно было воссоздать цикл основных традиционных для кафедры дисциплин  — «Введение в языкознание», «Общее языкознание» и «Историю лингвистических учений». В десятилетие 1962-1971 гг. на дневном отделении курсы «Введение в языкознание» и «Общее языкознание» читал Ю.С.Степанов. Ю.С.Степанов внес в преподавание и в лингвистическую теорию ряд новых идей. В области лингвистической теории он предложил новую трактовку понятия языковой системы, ярусов системы языка, единиц системы, межуровневых и межсистемных связей. Эти идеи, отраженные в его лекциях и руководствах, сочетались с интересом к семиотике и стилистике, исследованиям же в области сравнительно-исторического языкознания уделялось меньше внимания.

Теоретические нововведения Ю.С.Степанова и материал прочитанных им курсов легли в основу его учебников по языкознанию[86], отразивших многие концепции структуральных направлений лингвистики. Студентам рекомендовались также другие книги по языкознанию, в том числе учебники А.А.Реформатского, Р.А.Будагова и др., потому что общим принципом преподавателей кафедры было использование всех имеющихся по курсам доброкачественных учебников и пособий, независимо от того, совпадали они по своим положениям или нет со взглядами автора курса.

Для студентов заочного и вечернего отделений упомянутые курсы поочередно читали канд. филол. наук доцент А.Г.Волков и канд. филол. наук ст. преп. В.П.Мурат.

Годовой лекционный курс «Введение в языкознание» сопровождался еженедельными семинарскими занятиями, которые вели кроме А.Г.Волкова и В.П.Мурат, преподаватели А.И.Кузнецова, Т.С.Тихомирова, а позднее и Ю.Н.Караулов. Из этих семинарских занятий выросла работа В.П.Мурат с методическими указаниями по курсу «Введение в языкознание”[87].

Для студентов III курса, специализирующихся при кафедре, обязательным был курс «Методы лингвистических учений», который читали В.П.Мурат, а потом, в качестве спецкурса, Ю.Д.Апресян. Материалы этого курса Ю.Д.Апресяна частично нашли отражение в его книге[88].

Однако главную работу еще предстояло осуществить. Нужно было поставить кафедру во всех отношениях на современный уровень развития науки — в эти годы языкознание начинало внедряться как важная производительная сила в разные отрасли народного хозяйства (для нужд создания информационных систем, компьютеризации, патентной информации, культурологии, теории систем, семиотики и т. д.), а в методологическом отношении становилось образцом в гуманитарных науках вообще (особенно после создания фонологии и успехов структуральной лингвистики). Эту задачу можно было выполнить только широким коллективом научных сил. С этой целью Ю.С.Степанов привлек к работе на кафедре многих «внештатных» сотрудников — как именитых, так и талантливых начинающих ученых. С 1963 г. на кафедре постоянно или с перерывами сотрудничали профессора О.С.Ахманова, Н.С.Чемоданов, Р.Г.Пиотровский, кандидаты наук (некоторые из них впоследствии — доктора наук и академики) Ю.Д.Апресян, Т.В.Венцель, П.Н.Денисов, А.Б.Долгопольский, В.А.Дыбо, А.А.Зализняк, В.М.Иллич-Свитыч, Ю.Н.Караулов, Г.С.Клычков, Н.Г.Комлев, А.А.Леонтьев, Б.Н.Никонов, Б.А.Успенский, В.В.Шеворошкин, О.С.Широков, Б.В.Якушин и др.

Их замечательный научный потенциал был направлен на создание новых научных специализаций студентов при кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания. К 1965 г. система специализаций окончательно выкристаллизовалась и была обнародована в книге[89].

Поскольку общая программа специализации возникла на пересечении актуальных направлений в области теоретического общего языкознания, с одной стороны, и потребностей народного хозяйства, с другой, — она являлась одновременно как программой научно-исследовательской работы кафедры, так и программой обучения студентов. Этот синтез обучения и исследования — основное требование к университетскому образованию наших дней, отвечающее месту и роли науки в современном обществе.

Специализация по «Типологии языковых систем» разделялась на два цикла: 1. Типология естественных языков и 2. Типология языков науки. В рамках первого цикла читались спецкурсы: О.С.Ахманова «Оптимизация языковых систем», А.А.Зализняк «Проблемы словоизменения” (преимущественно на материале русского языка), Ю.С.Степанов «Структурно-семантическое описание языка», Ю.Н.Караулов «Виды и типы структурно-семантического описания языков. Критический обзор теорий», А.Б.Долгопольский «Лексическая типология», Б.А.Успенский «Типология языков», Н.Г.Комлев «Семантика слова» и др.[90]

В рамках второго цикла спецкурсы читали: П.Н.Денисов «Языки науки», А.Г.Волков «Общая теория знаков», В.М.Андрющенко «Механизация и автоматизация лингво-статистических исследований» и др.[91]

Для обоих циклов специализации преподавались обязательные математические дисциплины, которые вели В.А.Успенский, М.В.Ломковская, Р.Г.Пиотровский, Т.В.Венцель и др.

В 1968 г. А.Г.Волковым была создана “Проблемная группа по семиотике”, просуществовавшая до конца 1977 г. В ее работе принимали участие представители самых разных наук, интересовавшиеся проблемами развития общества как семиотической системы, проблемами семиотической индивидуальности и информационного управления обществом. Проблемной группой были опубликованы сборники статей по терминологии, информатике, теории массовой коммуникации.

Одновременно на кафедре была возобновлена и в значительной степени обновлена старая специализация по сравнительно-историческому изучению индоевропейских языков, столь блестяще представленная во времена Ф.Ф.Фортунатова и его учеников и М.Н.Петерсона.

Для этой специализации спецкурсы читали: Н.С.Чемоданов «Индоевропейские древности» (курс не получил, к сожалению, авторского завершения), Г.С.Клычков и О.С.Широков (в разные годы) «Сравнительная грамматика индоевропейских языков», В.А.Дыбо «Акцентология индоевропейских языков»[92] и др. Новаторским начинанием стал курс В.М.Иллича-Свитыча «Введение в сравнительно-историческую грамматику ностратических языков», прервавшийся в связи с трагической гибелью автора (в 1966 г.). Эта дисциплина впервые в мире была, таким образом, представлена на филологическом факультете Московского университета.

Специализация по сравнительно-историческому языкознанию предполагала также ведение теоретических и практических курсов древних языков, а также современного литовского, учитывая его важное значение для компаративистики. В.В.Шеворошкин читал курс по древним языкам Малой Азии (хеттскому, лидийскому, карийскому и др.). В.А.Кочергина вела курсы по санскриту, Ю.С.Степанов и И.Н.Топорова по литовскому языку, Ю.С.Степанов по древнегреческому языку (Евангельскому). Ю.С.Степанов написал грамматику греческого языка, основанную на идеях структурализма. Грамматика была исполнена очень строго и, можно полагать, задумывалась как своеобразный фундамент для нового этапа сравнительно-исторических исследований в области грамматики (однако эта работа Ю.С.Степанова подверглась критике на факультете за ее недостаточную «филологическую ориентированность» и не была рекомендована к печати).

Осенью 1969 г. на кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания была открыта группа финского языка и финской литературы, положившая начало финской и венгерской специализациям (венгерская группа была открыта годом позже, в 1970 г.), успешно развивавшимся на филологическом факультете в рамках кафедры общего и сравнительно-исторического языкознания на протяжении более двух десятилетий.

Кафедра привлекала большое количество студентов. С конца 60-х годов ею проводились олимпиады по языкознанию и литературоведению для школьников старших классов, отдельные от олимпиад по структурной лингвистике, различные конференции и т.п. Кафедра к тому времени уже располагала более просторными помещениями: напомним, что в сентябре 1970 г. филологический факультет встречал учебный год в новом учебном корпусе гуманитарных факультетов на Ленинских (теперь Воробьевых) горах.

Важную роль на кафедре играл коллектив аспирантов. Аспиранты готовились не только к будущей исследовательской деятельности, но и к деятельности преподавательской. Существовала практика чтения аспирантами обязательных пробных лекций в лекционных курсах кафедры (с последующим пристрастным обсуждением), ведения практических занятий. В эти годы в аспирантуре при кафедре учились Ю.Н.Караулов, В.В.Борисенко, А.А.Волков, М.Г.Нецецкая, Г.В.Петрова, Ю.А.Левицкий, Л.А.Чижова.

Бессменным лаборантом кафедры общего и сравнительно-исторического языкознания с середины 50-х годов была Галина Васильевна Жарченко, прекрасно знавшая украинский язык и преподававшая его на факультете. Она была настоящей хозяйкой кафедрального дома, заботившейся о всех сотрудниках кафедры.

В конце 60-х годов обстановка на факультете в связи с общим осложнением идеологической и политической обстановки в стране стала ухудшаться. Ряд курсов, читаемых сотрудниками кафедры, вызвали подозрение как «идеологически невыдержанные». А.Г.Волков выступил с программой «материалистической марксистской семиотики», направленной против «немарксистской семиотики» Ю.С.Степанова; руководители некоторых кафедр стали возражать против специализации студентов при кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания (а своего отделения студентов у кафедры не было); стал все более урезаться фонд заработной платы для внештатных сотрудников кафедры. В 1971 году Ю.С.Степанов оставил заведование кафедрой и ушел с филологического факультета. Подавляющее большинство курсов специализации с того же года было вычеркнуто из учебных планов.

Ю.В.Рождественский во главе кафедры (1972–1997)

В 1971-1972 гг. исполняющим обязанности заведующего кафедрой общего и сравнительно-исторического языкознания опять был (по совместительству) профессор Н.С.Чемоданов, заведующий кафедрой германской филологии. В том же учебном году году на кафедру был приглашен Юрий Владимирович Рождественский (1926 г. рожд.), востоковед по образованию, окончивший Институт востоковедения, а затем аспирантуру МГИМО (под руководством Н.Н.Короткова) и защитивший в 1955 г. кандидатскую диссертацию по проблемам грамматики китайского языка.[93] В 1969 г. Ю.В.Рождественский защитил докторскую диссертацию по типологии слова[94]  и в 1972 г. вступил в должность заведующего кафедрой. В 1975 г. ему было присвоено звание профессора.

Изменения, которые произошли в работе кафедры с приходом Ю.В.Рождественского, были направлены на восстановление первоначального профиля кафедры, сложившегося при ее образовании, и на развитие его в соответствии с традициями Ф.Ф.Фортунатова и И.А. Бодуэна де Куртенэ. Вместе с тем учитывались традиции формальной школы структурной лингвистики, к которой принадлежит Ю.В.Рождественский. Такое сочетание традиций позволило расширить тематику исследований и курсов, читаемых на кафедре. История языкознания стала изучаться не только как история лингвистики, но и как история нормативных учений. Началась работа в области риторики и общей филологии. Ю.В.Рождественский приступил к чтению курса «Введение в общую филологию» для студентов первого года обучения, из материалов этого курса впоследствии выросла книга.[95] Потом этот курс был передан молодым преподавателям (В.В.Борисенко и А.А.Волкову — о них см. ниже).

Кафедра обратилась к изучению речевой коммуникации, языкового взаимодействия людей, к разработке разных видов словарей, к лингводидактике и информатике.

Материальной опорой деятельности кафедры стала система хоздоговорных работ, направленных на создание лингвистического обеспечения отраслевых словарей (например, по теплотехнике), машинного перевода, на разработку школьных словарей, словаря общенаучной лексики, словаря-тезауруса школьных терминов русского языка и т. п. Добавилась тематика по теории приложений языкознания.

Кафедра общего и сравнительно-исторического языкознания ко времени прихода на нее Ю.В.Рождественского была очень немногочисленна. Из старых штатных сотрудников продолжала работать В.П.Мурат. С 1969 г. на кафедре работала и продолжает работать Галина Ивановна Рапова (1942 г. рожд.), окончившая в 1966 г. русское отделение филологического факультета МГУ, заочную аспирантуру и под руководством Ю.В.Рождественского защитившая в 1976 г. кандидатскую диссертацию по истории русских грамматик XVII-XIX веков. Г.И.Рапова — многолетний руководитель практических занятий по курсу «Введение в языкознание». В настоящее время она доцент кафедры, читает курс истории лингвистических учений.

С 70-х годов кафедра начала пополняться новыми сотрудниками, и, прежде всего, теми, кто мог продолжить линию развития сравнительно-исторического и типологического языкознания.

В 1973 г. из Института национальных школ РСФСР пришел заведовавший там сектором народов Крайнего Севера Олег Сергеевич Широков (1926–1997), выпускник классического отделения филологического факультета МГУ, окончивший аспирантуру при кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания под руководством Б.А.Серебренникова и защитивший в 1955 г. кандидатскую диссертацию о типах склонения в греческом языке. В 1969 г. он защитил докторскую диссертацию о развитии системы глухого консонантизма в албанском и греческих диалектах. Круг научных интересов О.С.Широкова был очень обширен, в своих работах он стремился возродить фортунатовские традиции. О.С.Широков читал на дневном отделении курс «Введение в языкознание», на основе которого создал учебник.[96] В течение многих лет О.С.Широков вел курсы сравнительно-исторического цикла — «Сравнительно-историческую грамматику индоевропейских языков», «Введение в балканскую филологию», курс древнегреческого языка и филологии[97], хеттского языка и санскрита. В 1991-1993 гг. профессор О.С.Широков читал также курсы — «Греческая мифология» и «Новый Завет – филологический комментарий». Олег Сергеевич умер, успев завершить новый, значительно расширенный вариант своего учебника по “Введению в языкознание”: в этом варианте учебник получил название “Введение в науку о языках”.

В 1984 г. на кафедру общего и сравнительно-исторического языкознания вернулась Вера Александровна Кочергина (1924 г. рожд.), ученица профессора М.Н.Петерсона, окончившая романо-германское отделение филологического факультета МГУ и аспирантуру при кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания под руководством М.Н.Петерсона.

В 1951 г. В.А.Кочергина защитила кандидатскую диссертацию по сложным словам в эпическом санскрите и в 1983 г. — докторскую диссертацию «Монофункциональные способы словообразования санскрита», материалы которой нашли отражение в монографии.[98]

В.А.Кочергина с 1951 г. начала работать на кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания, затем перешла на кафедру немецкого языка филологического факультета, а потом в ИВЯ (ИСАА) при МГУ. Все это время В.А.Кочергина не прерывала связи с кафедрой общего и сравнительно-исторического языкознания филологического факультета и на протяжении трудных для сравнительно-исторического языкознания лет обеспечивала чтение курсов по санскриту, одному из ключевых языков компаративистики, обеспечивая тем самым преемственность фортунатовских традиций. В настоящее время В.А.Кочергина — ведущий специалист по санскриту, создатель первого Санскритско-русского словаря и учебника санскрита[99], разработавшая теорию словообразования в санскрите. Ею создан и читается курс «Введение в языкознание для востоковедов (в сопоставительном освещении)”. На основе этого курса В.А.Кочергиной были созданы учебники.[100]

В 1991-93 гг. профессором В.А.Кочергиной были подготовлены и прочитаны новые курсы «Словообразование в европейских языках» и «Введение в компаративистику» и составлен план специализации по сравнительно-историческому языкознанию.

В результате к 1992 г. кафедра сумела восстановить в полном объеме систему подготовки компаративистов, задуманную еще Ф.Ф.Фортунатовым и предполагающую как ведение теоретических курсов «Введение в компаративистику», «Сравнительно-историческая фонетика и грамматика индоевропейских языков», так и изучение «опорных» языков, прежде всего санскрита, литовского и хеттского (в дополнение к латыни, которую изучают все студенты филологического факультета, а также древнегреческому и старославянскому). В русле этого направления ведут работу профессор В.А.Кочергина и преподаватели А.В.Блинов и И.И.Богатырева.

В том же направлении работала Вера Васильевна Борисенко (1944 г. рожд.), которая окончила классическое отделение филологического факультета МГУ и аспирантуру по кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания под руководством профессоров К.В.Горшковой и О.С.Широкова. В 1973 г. она защитила кандидатскую диссертацию по проблемам исторической фонетики и фонологии и была оставлена на кафедре.

В.В.Борисенко вела курс и практические занятия по «Введению в языкознание», преподавала греческий и латинский языки как «опорные языки» компаративистики; на основе своих работ по сравнительно-исторической морфологии она читала курсы по кафедре русского языка. В настоящее время доцент В.В.Борисенко работает в Белградском университете (Югославия).

В 1974 г. на кафедру штатным преподавателем пришел Николай Георгиевич Комлев (1924 г. рожд.), сотрудничавший с кафедрой еще с 60-х годов. Он окончил в 1954 г. Военный институт иностранных языков, работал в нем, а затем был переведен на кафедру немецкого языка филологического факультета МГУ. Будучи прикреплен для написания кандидатской диссертации к кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания, Н.Г.Комлев заинтересовался общетеоретической проблематикой кафедры, философскими проблемами языкознания. В 1966 г. он защитил кандидатскую диссертацию, посвященную исследованию содержательной структуры слова, а в 1988 г. докторскую диссертацию о семантике слова в речевой реализации, материалы которой нашли отражение в книге.[101]

Н.Г.Комлев разрабатывал теорию значения слова и занимался сопоставительными исследованиями в области лексико-грамматических категорий, совокупность которых составляет денотативную грамматику, в рамках которой взаимодействуют предметное и понятийное содержание грамматических значений. Н.Г.Комлев разработал учение о применении слова в речи и о типах семантизации слова в речи.

Многие годы профессор Н.Г.Комлев читал курс «Общее языкознание» и вел спецкурсы.

В 1976 году с кафедры английского языка была переведена Эсфирь Максимовна Медникова (1920-1989), выпускница МИФЛИ, защитившая в 1954 г. кандидатскую диссертацию по категории оценочности в английском языке и в 1972 г. докторскую диссертацию по проблемам и методам изучения словарного состава; содержание этой диссертации нашло отражение в ее монографии.[102] Кафедра уделяла большое внимание разработкам по лексикологии и лексикографии, которые вела Э.М.Медникова. Ею разрабатывалась лексикологическая и лексикографическая теория. Под ее руководством было выполнено много работ по сопоставительной лексикологии. В этих работах были намечены культурологические основания развития лексики языков. Профессор Э.М.Медникова отдала много сил составлению и редактированию Большого англо-русского словаря. Ею издан словарь глагольных сочетаний английского языка. Лексикографическая работа была связана с переводческой практикой: Э.М.Медникова занималась теорией художественного перевода (тогда как теорией и практикой научного перевода занималась В.П.Мурат).

В том же 1976 году с кафедры русского языка был переведен Анатолий Николаевич Качалкин (1935 г. рожд.), выпускник русского отделения филологического факультета Ростовского университета, закончивший в 1963 г. аспирантуру при кафедре русского языка филологического факультета МГУ под руководством П.Я.Черных. В 1968 г. А.Н.Качалкин защитил кандидатскую диссертацию по истории донского казачества на основе данных языка, а в 1990 г. – докторскую диссертацию по жанрам документов в допетровскую эпоху.[103]

А.Н.Качалкин реконструировал историческое содержание документной терминологии 14-17 вв. и руководил написанием работ по документной терминологии 18 и 19 вв. Эта реконструкция терминологии потребовала от него широких исследований по языку и стилю документов. Под редакцией доцента (ныне профессора) А.Н.Качалкина был создан большой отраслевой словарь.

С середины семидесятых годов на кафедре начинает работать Александр Александрович Волков (1946 г. рожд.) — выпускник романо-германского отделения филологического факультета МГУ и аспирантуры при кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания (руководитель Ю.В.Рождественский). В 1974 году он защитил кандидатскую диссертацию. Разрабатывая семиотическую теорию языка, А.А.Волков создал ряд работ по грамматологии. В написанной на основе диссертационных исследований книге[104] грамматология была рассмотрена в сравнительно-историческом и типологическом аспектах. А.А.Волковым была создана теория ареалов письма и письменности и установлены универсалии письма.

Доцент А.А.Волков читал курс «Общее языкознание», спецкурсы «Грамматология» и «Риторика», вел практические занятия по курсу «Введение в языкознание». В 1998 г. А.А.Волков защитил докторскую диссертацию.

Работы по общей семиотике развивались по линии классификации семиотических систем, их функционирования в обществе. Эти работы были реализованы в серии диссертаций, в лекционных курсах и статьях членов кафедры. Была создана общая классификация семиотических систем на историко-культурном основании. Классификация была построена по лексикологическим данным. Работы по лексикологии в историко-сравнительном и сопоставительно-типологическом аспектах приводили к изучению стиля, с одной стороны, и структуры слова, с другой. Стилистическими исследованиями занимались Ю.В.Рождественский, В.П.Мурат и А.И.Полторацкий, которые предложили ряд разнонаправленных идей в области исторической, синхронной и функциональной стилистик. Разрабатывалась методика сопоставительного изучения стилей в историческом и сопоставительном исследованиях. Сопоставительным исследованиям подверглись, прежде всего, тексты массовой информации.

Изучение строения слова также велось в историческом и сопоставительном аспектах.

С 1978 г. на кафедре работает Лариса Алексеевна Чижова (1947 г. рожд.), выпускница русского отделения филологического факультета, окончившая в 1973 г. аспирантуру при кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания под руководством Ю.С.Степанова и защитившая в 1973 г. кандидатскую диссертацию, посвященную морфологической структуре глагола в языках разного типа.

Л.А.Чижова создала ряд работ по структурной и исторической теории словообразования и словоизменения. Ею читались новые курсы по исторической грамматике русского языка, было построено полное описание русского именного словоизменения для нужд информационных систем и сопоставительный англо-русский словарь морфем[105]. Несколько лет доцент Л.А.Чижова провела в долгосрочной командировке на Тайване.

В 1979 г. кафедра общего и сравнительно-исторического языкознания по приказу ректора МГУ А.А.Логунова была объединена с кафедрой структурной и прикладной лингвистики (В.А.Звегинцев был отстранен от заведования еще до слияния кафедр). Заведующим объединенной кафедрой общего, сравнительно-исторического и прикладного языкознания был назначен Ю.В.Рождественский. Однако содержание учебных предметов обеих кафедр было различно. Различным был стиль исследований и преподавания. Личностный характер акции по объединению двух кафедр с течением времени стал настолько очевидным, что в 1985 году кафедры были вновь разделены, и самостоятельный статус кафедры общего и сравнительно-исторического языкознания вновь восстановлен.

В эти годы на кафедру пришел А.В.Блинов (1952 г. рожд.), окончивший романо-германское отделение в 1978 г., – сначала в качестве аспиранта кафедры (руководитель — профессор Н.С.Чемоданов), потом с 1981 г. — сотрудником хоздоговора. Еще учась в аспирантуре, А.В.Блинов вел большую преподавательскую работу: читал курсы «Общее языкознание» и «Теория лингвистических учений», руководил практическими занятиями по курсу «Введение в языкознание». В 1986 г. он защитил кандидатскую диссертацию по истории немецкой компаративистики XIX века и продолжает работать в области сравнительно-исторического языкознания.

После разъединения кафедр на кафедру общего и сравнительно-исторического языкознания с кафедры ОСИПЛ в 1985 г. перешел А.И.Полторацкий (1935 г. рожд.), выпускник романо-германского отделения филологического факультета МГУ, защитивший в 1975 г. кандидатскую диссертацию по английской лингвистической терминологии. В 1990 г. А.И.Полторацкий перешел на кафедру истории зарубежных литератур.

С 1986 г. на кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания работал профессор Юрий Николаевич Марчук (1932 г. рожд.), выпускник МГПИИЯ им. М.Тореза, защитивший в 1968 г. кандидатскую диссертацию по алгоритмическому разрешению лексической многозначности и в 1980 г. в МГУ докторскую диссертацию по прикладной лингвистике: «Система машинного перевода по переводным соответствиям». Материалы диссертации получили развитие в книгах Ю.Н.Марчука.[106]

Ю.Н.Марчук сотрудничал с филологическим факультетом начиная с 1974 г., читая спецкурсы по машинному переводу, автоматической обработке текста, информационным системам. Ю.Н.Марчук занимался терминографией[107] и автоматизированным переводом; под его руководством строились и совершенствовались системы машинного перевода и создавались терминологические словари.

В более позднее время профессор Ю.Н.Марчук руководил работами по созданию факультетского учебно-научного компьютерного центра и читал лекции по проблемам компьютеризации. Научные разработки Ю.Н.Марчука по машинному переводу входят в государственную программу создания и развития автоматизированных систем информации в рамках Российской Федерации.

Ю.В.Рождественский и другие члены кафедры вели работу в русле общефилологического направления. Филологического обоснования требовали структурные и историко-типологические исследования языков, проводившиеся на кафедре. Был составлен и читался курс «Введение в общую филологию». Содержание этого курса представляло собой обобщенные знания по теории словесности. Работы по общей филологии потребовали осмысления теории речи, и была создана новая система риторики, обобщающая русский, американский и японский опыт. На кафедре были написаны работы по истории французской, русской и американской риторики. Работы по риторике, семиотике и теории словесности позволили подготовить курсы общей теории культуры и введения в востоковедение, которые были прочитаны профессором Ю.В.Рождественским в 1992 году. Это направление работы было поддержано исследованием И.И.Богатыревой по Аюрведе.

Работа над риторикой, стилистикой и историей языка позволила более широко объяснить прикладное языкознание как учение о языковой дидактике, языковой семиотике и информатике, что нашло отражение в коллективной монографии.[108] В области прикладной филологии обнаружился особенно большой интерес к школьной языковой дидактике. Под руководством академика АПН Ю.В.Рождественского был создан первый в истории русской филологии словарь-тезаурус терминов общего и среднего образования.

Направление работ кафедры по типологии и русско-иноязычному сопоставительному языкознанию поддерживалось деятельностью Елены Андреевны Брызгуновой (1931 г. рожд.), перешедшей с кафедры русского языка на кафедру общего и сравнительно-исторического языкознания в 1990 году. Выпускница русского отделения филологического факультета МГУ, Е.А.Брызгунова защитила в 1966 году в качестве кандидатской диссертации книгу по фонетике и интонации русского языка.[109] В своих последующих работах по изучению интонации Е.А.Брызгунова выработала оригинальный фонологический метод исследования, учитывающий особенности разносистемных языков: выделяются черты грамматического строя, закономерности синтаксической структуры предложения, которые и определяют функциональную нагрузку интонации. В таком подходе можно усмотреть развитие идеи фортунатовской школы о связи разных ярусов языковой системы.

Е.А.Брызгунова выступала как специалист в области дидактики русского языка для взрослых[110] и как специалист в области сопоставительного языкознания. Она опиралась на свой богатый опыт работы со студентами многих национальностей, приезжающими учиться в Московский университет. Теоретической базой проводимых русско-иноязычных сопоставлений при изучении интонации и диалогической речи является коммуникативный метод, учитывающий взаимосвязи синтаксиса — лексики — интонации — контекста. Велись русско-иноязычные сопоставительные исследования собственно-вопросительных предложений по неизвестному (в монологической и диалогической речи), и др.

Результаты исследований доцента Е.А.Брызгуновой и ее учеников нашли отражение в ее курсе «Русский язык как иностранный», в котором сделана попытка показать русский язык с точки зрения иноязычных систем и выделить те типологические особенности русского языка, которые вызывают трудности у иностранцев. Теоретическая концепция курса строилась на основе системного изучения ошибок иностранцев — носителей разных языков; на основе русистики и общего языкознания.

В 1992 году на кафедре начала работать Инна Ивановна Богатырева (1966 г. рожд.), выпускница ОСИПЛ филологического факультета МГУ. Она закончила аспирантуру при кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания под руководством В.А.Кочергиной и защитила в 1991 году кандидатскую диссертацию о системе физиологических терминов в Аюрведе. И.И.Богатырева ведет практические занятия по курсу «Введение в языкознание», преподает санскрит и ведет курс «Сравнительно-историческая морфология индоевропейских языков».

Проф. С.Н.Кузнецов во главе кафедры

В 1997 г. кафедру возглавил доктор филологических наук, профессор Сергей Николаевич Кузнецов(1945г. рожд.), вернувшийся в свою alma mater после долгих лет работы в Российской академии наук.

С.Н.Кузнецов окончил в 1967 г. романо-германское отделение филологического факультета МГУ, а в 1970 г. аспирантуру при кафедре германской филологии. Дипломную работу (по готскому языку) и кандидатскую диссертацию (по датскому языку) С.Н.Кузнецов готовил под руководством проф. Н.С.Чемоданова. Датскому языку посвящена и докторская диссертация С.Н.Кузнецова, защищенная в 1984 г. в Институте языкознания АН СССР[111].

Став заведующим кафедрой общего и сравнительно-исторического языкознания, С.Н.Кузнецов продолжил сложившиеся на кафедре научные традиции, восходящие к фортунатовской школе. По инициативе С.Н.Кузнецова и при поддержке прежних руководителей кафедры – акад. Ю.С.Степанова[112] и проф. Ю.В.Рождественского – была возобновлена деятельность Московского лингвистического общества, основанного как уже говорилось выше, в 1918 г. проф. В.К.Поржезинским. Решением общего собрания обществу было присвоено имя Ф.Ф.Фортунатова в ознаменование того, что именно к нему, основателю Московской лингвистической школы, восходит идея объединения российских филологов.

Профильными для кафедры продолжали оставаться специализации “Общее языкознание» (руководитель – профессор С.Н.Кузнецов) и “Сравнительно-историческое индоевропейское языкознание» (руководитель – профессор В.А.Кочергина). В рамках первой из них углубленную разработку получила тема «История отечественого и зарубежного языкознания»^[113] и возникли некоторые новые для кафедры направления, в частности “Языковая политика и языковое планирование».

Общелингвистические и прикладные направления языкознания были представлены также специализациями “Теория и практика деловой речи» (руководитель – профессор А.Н.Качалкин), “Теория и практика перевода» (руководитель – профессор Ю.Н.Марчук), “Риторика» (руководитель – доктор филологических наук А.А.Волков).

В течение 1997/98 и 1998/99 учебных годов кафедрой проделана большая работа по пересмотру и обновлению программ всех основных курсов, обнимаемых общей темой “Теория и история языкознания”: “Введение в языкознание” (для студентов I курса), “Общее языкознание” и “История лингвистических учений” (для студентов III—IV курсов), общий курс науки о языке для аспирантов. Новые программы этих курсов предусматривают, наряду с учетом основных достижений языкознания конца XX в., также и обращение к ряду несправедливо забытых идей отечественных и зарубежных языковедов XIX – первой половины XX в.

В рамках специализации “Сравнительно-историческое индоевропейское языкознание” вели работу, кроме проф. В.А.Кочергиной, акад. Ю.С.Степанов, кандидаты филологических наук И.И.Богатырева, В.К.Казарян, Е.И.Старикова, А.И.Сушкова и сотрудник кафедры классической филологии доцент М.Н.Славятинская. На кафедре преподавались опорные для компаративистики языки: старославянский, готский, литовский, санскрит, хеттский, авестийский, армянский и др.

С осени 1997 г. на кафедре стала формироваться группа направлений, представляющих различные отрасли частного языкознания (т.е. языкознания, разрабатывающего проблематику отдельных языков или языковых семей). Начало этому процессу было положено воссозданием на кафедре секции финно-угроведения. В рамках секции велось преподавание венгерского (ст. преп. А.П.Гуськова, преп. К.И.Майер, лектор И.Тот) и финского (доц. И.Ю.Марцина) языков. Становлению секции в 1997–98 учебном году большую помощь оказал тогдашний посол Венгерской республики в России д-р Д.Нановски (филолог по образованию). Он прочитал небольшой по объему, но весьма содержательный курс “Финно-угорские языки в современном мире”.

Другими направлениями частного языкознания, по которым читались лекционные курсы и велись практические занятия, выступали скандинавистика (С.Н.Кузнецов, совместно с кафедрой германской филологии), иудаика, тюркология.

Проф. А.А. Волков во главе кафедры

С 2004 года по 2018 год кафедрой руководил один из создателей оснований общей и русской риторики профессор Александр Александрович Волков. Активно разрабатывалась проблематика курсов «Основы языкознания», «Общего языкознания», «Истории языкознания», «Индоевропеистики», «Теории риторики».

В этот период, в связи с введением двухступенчатого высшего образования — бакалавриата и магистратуры, — были сформированы и начали функционировать две магистерские программы: «Теория языка и риторика», «Сравнительно-историческое языкознание».

Кафедра общего и сравнительно-исторического языкознания в настоящее время

С сентября 2018 года руководит и.о. заведующего кафедрой доц. Лариса Алексеевна Чижова. Основные направления работы определяются обеспечением учебного процесса в бакалавриате и магистратуре для подготовки специалиста в сфере языкознания. Проводится подготовка к изменению тематики традиционной магистратуры в связи с включением проблематики типологического и сопоставительного языкознания. Тематика выпускных работ в бакалавриате и магистратуре охватывает широкий круг проблем общего языкознания, сравнительно-исторического и сопоставительного языкознания, риторики, семиотики, искусственных языков и др. областей науки.

Особое внимание уделяется профессиональному росту сотрудников кафедры, подготовке и защите докторских диссертаций, расширению сотрудничества с другими университетами в России и за рубежом. Для поставленных целей поставлена задача кардинального изменения сайта кафедры общего и сравнительно-исторического языкознания, проведения серий конференций и круглых столов по проблематике, разрабатываемой сотрудниками кафедры. Работа сотрудников кафедры во многом определяется включением в состав аспирантов учащихся из Китая, что делает актуальной тематику специальностей 10-02-19 и 10-02-20.

Одно из важных направлений работы сотрудников кафедры ОСИЯ — обеспечение цикла дисциплин по проблематике кафедры в филиалах МГУ имени М.В. Ломоносова — в Севастополе, Казахстане, Азербайджане и Таджикистане.

Состав кафедры общего и сравнительно-исторического языкознания:

Белов Алексей Михайлович, доцент, доктор филологических наук.

Блинов Александр Викторович, доцент, кандидат филологических наук.

Богатырева Инна Ивановна, доцент, кандидат филологических наук.

Волошина Оксана Анатольевна, доцент, кандидат филологических наук.

Данилова Анна Александровна, старший преподаватель, кандидат филологических наук.

Казарян Вартан Казарович, доцент, кандидат филологических наук.

Качалкин Анатолий Николаевич, профессор, доктор филологических наук.

Корнеев Юрий Вячеславович, старший  преподаватель.

Кузнецов Сергей Николаевич, профессор, доктор филологических наук.

Смолененкова Валерия Владимировна, доцент, кандидат филологических наук.

Чижова Лариса Алексеевна, доцент, кандидат филологических наук.

Шувалова Оксана Николаевна, преподаватель, кандидат филологических наук.

---